«Гениальных бизнесменов, которые могли бы сделать татарскую тематику окупаемой, я не вижу»

Продолжение. Первая часть тут.

Круглый стол «БИЗНЕС Online»: как при работе над национальной стратегией лозунг «Без булдырабыз» превращается в «Без тырышырбыз». Часть 2-я.

«Миссию стратегии я начинаю видеть в том, что она хотя бы наводит мосты между молодым и старшим поколениями. До этого такой возможности не было», — рассуждали участники круглого стола «Стратегия — дело аксакалов, или Что скажет молодое поколение татар о будущем нации?». Что необходимо сделать, чтобы усовершенствовать и сохранить ее на общее благо татарской нации? На эти вопросы пытались найти ответы эксперты «БИЗНЕС Online».

УЧАСТНИКИ КРУГЛОГО СТОЛА:

• Ильдар Аюпов — основатель и руководитель дизайн-студии «Теория».
• Римма Бикмухаметова — общественный деятель, журналист.
• Туфан Имамутдинов — главный режиссер Казанского ТЮЗа.
• Зуфар Махмутов — старший научный сотрудник Института истории им. Марджани, кандидат исторических наук, этносоциолог.
• Эльмир Низамов — композитор.
• Ильшат Рахимбай — режиссер.
• Айрат Файзрахманов — заместитель председателя ВФТМ, кандидат исторических наук.

Модератор: Руслан Айсин — политолог, руководитель концептуальной площадки «ТатПолит».

ТУФАН ИМАМУТДИНОВ: «И В ЭТОМ ЕСТЬ УНИКАЛЬНОСТЬ ТАТАРСКОГО НАРОДА — ОН НЕ ХОЧЕТ ОГЛЯДЫВАТЬСЯ НАЗАД»

— Второй вопрос у нас на повестке, начнем с Туфана Имамутдинова. В сфере конкретной деятельности, в вашем случае в театральной, что необходимо сделать, чтобы усовершенствовать и сохранить ее на общее благо татарской нации? 

Туфан Имамутдинов: Здесь уже была небольшая дискуссия, были высказаны какие-то взгляды. Хотелось бы тоже акцентировать внимание на то, что молодых, я так понимаю, особо не привлекали к разработке этой стратегии. Но если молодежи нет, то, я согласен, для кого тогда пишется эта стратегия? Это во-первых. Во-вторых, если это пишется не для молодежи, тогда у того, кто пишет, вместо «Без булдырабыз» получается «Без тырышырбыз» язарга (вместо «мы можем» — «мы пытаемся писать» — прим. ред.), а что там будет и как получится — неизвестно. А чтобы было «Без булдырабыз», надо привлекать более открытую молодежь.

По поводу того, чтобы быть более открытыми миру, я думаю, это действительно правильная стратегия, по одной простой причине: если мы замкнемся, то никакая молодежь на наши постановки нового поколения ходить не будет. Если мы будем действовать также, как действует множество татарских театров, т. е. приемами 1970-х годов, если это не какая-то суперкомедия, молодежи на этих постановках нет.

— Какого рода приемы имеются в виду?

Туфан Имамутдинов: Театральные приемы. А таких театров еще достаточно и там молодежи нет. Поэтому, мне кажется, если уж ориентироваться на мир, то нужно использовать новые приемы, и эти приемы интересны молодежи. Мы сами создаем эти новые формы на основе татарской культуры. Этот прием мы использовали в «Әлифе», в «Әллүки». Пусть в «Әллүки» мы взяли пять стихов Тукая и перевели на мертвые и вымирающие языки тюркских народов Сибири, они также очень похожи на татарский язык. Т. е. это такой своеобразный рефрен — к чему мы приходим. И это становится уделом музея — мы его играем в пространстве музея. В пространстве театра это не может быть сыграно, потому что это элемент музейности, он уже в этом существует. И в этом — в выборе пространства — тоже, наверное, новый шаг, наш новый шаг, именно в возможности существования татарской культуры в рамках музея.

Мне кажется, нужно ориентироваться именно на тюркский мир. По поводу того, нужен ли татарский язык. Мы где-то полгода назад съездили в Азербайджан, и, чтобы адаптироваться внутри тюркского народа, нам нужно буквально две-три недели. Тюркский народ в количестве 160–180 миллионов человек в мире…

Айрат Файзрахманов: Больше.

Туфан Имамутдинов: Может быть, больше. Если мы будем ориентированы именно на нашу корневую систему… Конечно, если твой ребенок хочет существовать лишь в этом пространстве, то татарский язык ему не нужен. А если ты хочешь, чтобы твой ребенок был более широк в своих взглядах и мог работать и делать бизнес с Узбекистаном, Казахстаном, с Турцией и т. д., то, конечно же, татарский язык знать нужно. Это мое мнение.

А по поводу искусства, конечно, оно должно развиваться именно на наших каких-то забытых авторах, забытых произведениях. Потому что этого забытого очень много. Мы считаем, что татарская культура — это лишь та культура, которая начинается от Тукая и выше. Вряд ли рядовой татарин назовет что-то, что было раньше Тукая. Может быть, «Кыйсса-и Юсуф» максимум. Может быть, «Идегей» из школьной программы вспомнит. И все. Т. е. как будто татарская культура в течение тысячи лет ничего не писала, ничего не производила, и в литературном мире тоже. Хотя этого очень много, просто мы об этом забыли и даже, мне кажется, особо-то и вспоминать не хотим. И в этом есть уникальность татарского народа, что он не хочет оглядываться назад. Но на этом материале можно сделать много всего интересного не только для татар, но и для мира.

У нас, к сожалению, есть такая вещь: если там не признали, здесь у тебя никогда ничего особо не будет.

— Скажите, пожалуйста, Туфан, есть ли у вас удовлетворенность от количества театральных площадок в Казани? Их нужно расширять или нет? Недавно Медведев сказал, что у нас слишком много театров, нужно сделать ревизию, мол, непонятно, чем все эти люди занимаются. По вашему мнению, в татарском мире достаточно татарских театров?

Туфан Имамутдинов: В татарском мире не хватает экспериментальной площадки в первую очередь. Потому что если у «Угла» есть свое пространство, то у татарской креативной молодежи такого пространства нет. Это какая-то, мне кажется, несправедливость. Нам постоянно приходится где-то репетировать, где-то спрашивать помещения, некоторые нам дают, некоторые не дают, т. е. мы в Татарстане находимся на птичьих правах, на положении иммигранта. Для нас это как-то странно, но мы двигаемся в эту сторону. И Всемирный форум татарской молодежи помогает в решении этих проблем, но, мне кажется, если не будет каких-то экспериментальных пространств, конечно же, театр потихоньку будет угасать.

— Хорошо, спасибо. Вспоминая про дизайн, о котором говорил Ильшат Рахимбай, у «великого татарского философа» Хайдеггера есть такое понятие, как Dasein, — одно из ключевых в его философии, означает «здесь бытие». Получается, в дизайне нашего эскиза нет бытия, нет сущностного наличия. Это очень интересная аналогия, но она, в принципе, о многом говорит. Наверное, ваши замечания не случайны в этом ключе. 

АЙРАТ ФАЙЗРАХМАНОВ: «У НАС НЕТ НАЦИОНАЛЬНОГО КАПИТАЛА, КОТОРЫЙ СКАЗАЛ БЫ «ВОТ ВАМ ГРАНТ НА 2–3 МИЛЛИОНА»

— Повторю второй вопрос нашего круглого стола: в сфере конкретной деятельности — культура, музыка, бизнес, госуправление, образование, политика — что необходимо сделать, дабы усовершенствовать и сохранить на общее благо татарской нации? Айрат, тебя трудно конкретно к чему-то прикрепить, потому что ты универсальный, как немногие наши деятели. Сам выбери.

Айрат Файзрахманов: Всего понемногу. Я просто позволю себе несколько комментариев к тому, что здесь обсуждалось. Ильшат говорил не идти на поводу у зрителя. Это проблема в целом татарстанская, например, ТНВ идет на поводу у зрителей: подстраивает свою картинку под ценности зрителя, под его культурный уровень, то есть не воспитывает зрителя в целом. Многие театры, как уже говорилось, используют приемы 1970-х годов, потому что они идут на поводу у зрителя, думают, что зрители это не освоят и т. д. И у книги такая проблема, и у школ — тоже. Начнешь перечислять — это практически везде. Есть только такие небольшие росточки, и театр в этом плане выглядит, наверное, лучше всех: Камаловский, Кариевский в последнее время начал ставить новые театральные эксперименты. Они сейчас воспитывают зрителя — в этом, наверное, самый большой росток и самое лучшее, что у нас сейчас есть в городской татароязычной культуре.

— То есть ты считаешь, что слой так называемой татарской культурной интеллигенции должен воспитывать, он имеет на это право?

Айрат Файзрахманов: Он имеет на это право.

Ильшат Рахимбай: Он должен воспитывать.

Айрат Файзрахманов: Он должен не только воспитывать, но и поднимать культурную планку, показывать новые горизонты. Этим и занимаются, кстати, здесь присутствующие. Говорилось о показателях — Туфан затрагивал. Разработчики стратегии согласны с тем, что показатели должны быть. Они сейчас формулируются. Изначально дискуссия была задана о показателях, о них говорил Римзиль Салихович Валеев. Мы должны эту дискуссию развивать — какие должны быть показатели? Условно, как воспитать десять таких главных режиссеров, как в театре имени Камала, допустим. Как воспитать пять писателей, книги которых прочтут миллионы людей? Как должны появиться режиссеры, которые снимут ролики на 600 миллионов просмотров? Эти показатели нужно задать. Конечно же, подумать о механизмах.

Здесь говорилось о том, что действительно есть культурная пропасть между старшим поколением и молодым. В этом-то как раз я и начинаю видеть смысл стратегии, что она хотя бы наводит мосты между молодым и старшим поколениями. Мы имеем возможность донести до старшего поколения свое видение, какие-то свои показатели и сделать так, чтобы наше видение вошло в программы развития. До этого такой возможности не было — у нас была абсолютная превалируемость старшего поколения во всех сферах культуры. И предыдущие программы развития идентичности (кстати, им еще предстоит сделать аудит), языка — все это было направлено на старые формы. Сейчас есть прекрасная возможность для молодежи донести свое видение и интегрировать свои наработки в эти программы — в этом я вижу смысл стратегии для нас. Иначе получится такая картина, что опять будут старые формы, в них вновь будут вложены деньги, и эти старые формы просто будут затмевать собой новые, молодые ростки, потому что в них вложены ресурсы и они занимают собой татарстанскую инфраструктуру.

Поэтому я, пользуясь площадкой «БИЗНЕС Online», призываю к тому, чтобы попробовать унять свой скепсис по отношению к старшему поколению и донести до них свое мнение.

Здесь говорилось о том, что на разработку стратегии нет денег. А кто должен их дать? Эта ситуацию очень хорошо характеризует то, что у татар нет национального капитала, который бы мог стать заказчиком этой Стратегии. Если государство не дает на это денег (оно не обязано давать, по сути дела), то у нас нет и национального капитала, который сказал бы: «Вот вам грант на 2–3 миллиона, эксперты. Докажите мне, что вы лучшая экспертная группа, и напишите хотя бы проект этой стратегии». Такого движения пока нет, и нет, видимо, такого заказчика.

— Вообще, татарская буржуазия есть?

Айрат Файзрахманов: Сейчас ее уже практически нет.

— В эскизе, например, этого не обозначено.

Айрат Файзрахманов: Да. Кстати, важнейший момент. Это отображение не сколько процесса внутри татарской нации, сколько российских процессов, — сегодня весь крупный бизнес так или иначе интегрирован с государством.

— Я с тобой подискутирую. Есть еврейский капитал, внутрироссийский, есть чеченский…

Айрат Файзрахманов: Международный еврейский капитал.

— Пусть. Чеченский не международный, ингушский — тоже. Как известно, еще Столыпин говорил про татарскую промышленную буржуазию, про татарский капитал, что это, наряду с еврейским спекулятивным капиталом, очень значительный фактор. Сейчас оказывается, несмотря на все потуги татарстанского руководства на проведение ежегодного форума татарских предпринимателей… Получается, что мы находимся даже не в том положении, что немцы 1920-х годов, у нас нет даже этих немецких лавочников, которые могут выйти и ударить кулаком по столу.

Айрат Файзрахманов: Я немножко скорректирую тезис: нет независимой национальной буржуазии, которая могла бы формировать свой социальный заказ. Она полностью интегрирована с государственным капитализмом. Это отображение российских процессов, ничего здесь не поделаешь. Может быть, есть ростки среднего бизнеса, на него есть надежда — на независимый средний бизнес.

— Скажи, пожалуйста, в общественно-политической деятельности, раз все это увязано с общегосударственной сущностью, в политической сфере что нужно делать?

Айрат Файзрахманов: В политике, конечно же, главный вызов — сохранить себя, сохранить федерализм, республику, национальные республики. Так вышло, что Татарстан оказался вынужденным лидером в движении федерализма на российском пространстве, хотя никогда такого не было, чтобы татары были главными инициаторами процесса децентрализации на евразийском пространстве. Сохранятся ли республики и что нам нужно для этого делать? Здесь я вижу недоработки в том плане, что мы не работаем с общественным мнением в России. У нас вообще на федеральном уровне нет статей, которые бы доказывали необходимость республик. Хотя есть огромное количество высказываний лидеров общественного мнения на российском уровне, на федеральном о том, что республики не нужны и что республики — это пережиток прошлого, что это историческая ошибка, которую нужно бы уже давно…

Про образование: я возлагаю большие надежды на проект полилингвальной гимназии, что она действительно немножко примирит разные стороны, что проект полилингвальной гимназии направлен не только на татар, но и на просто рост татароязычности в республике, как части полилингвальной среды. То есть не «Татарский язык — государственный. Учите его!» — это одна концепция, а «Татарский язык — это часть полилингвальности, через нее вы приходите к познанию, в том числе мировых языков».

Про бизнес мы сказали. Остальное здесь, наверное, уже больше раскроют. Я скажу только про национальный педагогический университет: совместно с заказом на Стратегию развития татарского народа в послании президента звучали и слова о национальном педагогическом университете. Второй раз! Второе послание подряд! Говорилось: ну давайте, ребята, примерно в том же смысле, что нет времени на раскачку. Где какие-то движения по национально-педагогическому университету? Мы что-то об этом слышим, нет?

ЭЛЬМИР НИЗАМОВ: «МНЕ НЕ ХОЧЕТСЯ, ЧТОБЫ МОЙ НАРОД СТАЛ ЭТНОГРАФИЧЕСКИМ МУЗЕЕМ»

— Хорошо, спасибо, Айрат! К нам присоединился уважаемый Эльмир Низамов, благодарим вас, что нашли время. Здесь мы уже пошли по второму кругу. Дело в том, что у нас два вопроса. Первый: что необходимо прописать в Стратегии развития татарского народа, есть ли удовлетворенность от эскиза проекта стратегии, ну и конкретно по вашей сфере деятельности…

Эльмир Низамов: Что вообще такое стратегия? Она выбирается тогда, когда у нас есть какая-то цель. И мы ищем пути, как ее достигнуть. Для меня пока вообще непонятна цель. Какая она? Что под этим стоит? Потому что, в зависимости от цели, выбирается и стратегия — она корректируется, что-то убирается, что-то добавляется. «Стратегия — дело аксакалов, или Что скажет молодое поколение о будущем нации?»… Будущее нации? Здесь тоже надо договориться: а что мы понимаем под будущим нации? Что мы живем на территории Республики Татарстан и живем так, как мы хотим, по своим правилам, говорим на своем родном языке, — это будущее нации? Это мы ставим во главу угла? Или ставим то, что мы великий татарский народ, о котором достоин знать весь мир, чтобы пели наши песни, смотрели наше кино, читали нашу литературу, чтобы мы сказали новое слово? Конечно, я с точки зрения культуры рассуждаю. Об этом говорим? Или будущее нации — это и то, и то? Мне кажется, надо быть реалистами. Если мы говорим про второе, о том, чтобы интегрировать собственную культуру, нацию, чтобы, приезжая в Париж…

Мы недавно были в Париже, и когда ты говоришь, что ты из России, то все, глядя на меня, например, удивляются: «Вы из России? Как вы можете быть из России?» То ли испанец, то ли турок, то ли болгарин… Я начинаю объяснять, что я татарин, что я из Татарстана, что есть такой регион, народ, со своими особенностями, языком, вероисповеданием, культурой и т. д. Если мы выбираем путь, чтобы нас знали в мире, то, наверное, надо искать способы интеграции, находить деньги (это не секрет) для того, чтобы продвигать собственный продукт — что бы это ни было — по всем фронтам. Где-то путем соединения, межкультурных акций, проектов. Сделать, допустим, мюзикл на английском языке по бродвейским лекалам, но про историю татар: кто это, откуда взялись, что из себя представляют сегодня. Это один из путей. Можно долго это раскручивать.

Если выбираем первый пункт о будущем, о том, чтобы мы жили на своей земле… Здесь тоже трудно об этом говорить, потому что татары ведь народ… Какой процент татар живет в Татарстане?

— 25 процентов.

Эльмир Низамов: 25. Всего. Это даже не половина, четверть. Мы народ, который рассеян по миру, это наше и достоинство, и недостаток. С одной стороны, есть какие-то преимущества в этом, но также и свои проблемы. Наверное, нужно данные преимущества использовать. Как — мне пока трудно сказать.

— Этот аспект должен быть прописан в стратегии, на ваш взгляд? Например, ориентация на татар Татарстана, а также правила работы с диаспоральной частью татар — у них свои особенности, проблемы, менталитет, в конце концов.

Эльмир Низамов: Конечно. Я сам не из Татарстана, хотя корнями отсюда, но мое детство и юность прошли вне Татарстана. Мне кажется, нам нельзя забывать про эти 75 процентов. Что такое народ? Понятное дело, что язык — это один из мощнейших столпов любого народа. Но есть такие народы, которые забывают свой язык, уходят от религиозности, полностью растворяются в другом государстве, но самосознание сохраняют, они в переписи пишут, что татары или, например, евреи. За счет каких рычагов это достигается, конечно, большой вопрос. Самое главное, чтобы люди не теряли свое национальное самосознание, а для этого нужно держать контакт.

— На ваш взгляд, культура может выступить таким костылем, который будет поддерживать национальное самосознание?

Эльмир Низамов: Абсолютно.

— Нет у вас ощущения, что культура сама по себе космополитична, и нет ли космополитичности в том, о чем вы говорили: давайте поставим мюзикл на английском языке? Нет опасности, что космополитизация рано или поздно размоет национальное татарское самосознание?

Эльмир Низамов: Здесь опять-таки вопрос стоит о том, какая наша конечная цель. Я посмотрел интервью Дудя с Михаилом Идовым. Там он кинул такую фразу, которая мне показалась очень любопытной. Они обсуждали, что американское образование уступает европейскому, нашему, что американцы, как у Задорнова, тупые. Дудь его спрашивает: почему же тогда эта нация дала массовую культуру и всему миру диктует правила? Это мощнейшая, богатейшая нация мира. Как так получилось? Идов говорит: «Я сейчас скажу как космополит, но американская культура, а само общество там космополитично, вненациональна». Они начали создавать продукт, который интересен не американцам, не европейцам, не азиатам, а просто человеку как таковому. То есть они ориентируются на базовый уровень о человеке — неважно, кто он: белый, черный. У них общество такое. Они, с одной стороны, были вынуждены это сделать, с другой — это стало их козырем. Теперь во всем мире знают американское кино, оно служит примером, музыка и т. д.

Я в этот момент сижу и думаю: а у нас во главе угла культура национальная. На то есть объективные, субъективные — разные причины. К чему это может привести? С одной стороны, максимально сохраняя то, что у нас есть, мы неизбежно можем прийти к состоянию такого этнографического музея. Я не говорю, что так оно и будет, но есть такой момент. Если мы готовы к этому… Я, например, не готов. Мне не хочется, чтобы мой народ стал этнографическим музеем. Что-то так и будет, но что-то, мне хочется, чтобы влилось и стало частью мировой культуры.

К глобализации. Это не хорошо и не плохо — это то, в чем мы живем. Я не могу сказать, что это плохо и не могу сказать, что это хорошо. Это то, в чем мы живем. Борись ты с этим или нет, если ты не будешь иметь это в виду, то есть опасность этого этнографического музея, к сожалению. Мюзикл по американским лекалам на английском языке, но на историю татар — может, это что-то радикальное, но это одно из, одна из форм.

Римма Бикмухаметова: Есть же пример фильма «Бибинур» — он весь идет на русском языке, но абсолютно на татарскую тему. Мне кажется, это пример, когда мы можем другим показать, какие мы.

— Что мы несем, какой месседж, нам неважно как донести — на татарском, русском или английском.

Эльмир Низамов: Или, наоборот, поднимать какие-то общечеловеческие темы, которые актуальны на сегодняшний день: эмиграции, меньшинств, вопрос ипотеки и т. д. — все то что волнует людей сегодня… Допустим, это будет сделано на татарском языке. Был феномен румынского кино. Это же не о румынах фильмы? Это просто сделали румыны, но они создали так, что это стало интересно всему миру. Я беру кино, потому что это самое массовая культура. Там же не про румынские обычаи — хотя под этим соусом и так можно. Все в наших руках, как мы это сделаем — это уже большая ответственность.

Ильшат Рахимбай: Здесь уже татарскую хитрость, наверное, нужно врубать.

Айрат Файзрахманов: Можно один момент? К вопросу о таком принципе, как «татарское актуализируем, актуальное татаризируем» — мы об этом много раз говорили. Интересный миру татарский (локальный) контент мы доносим до глобального мира, до англоязычного читателя. И наоборот, глобальные вещи (например, Гарри Поттера или детский спектакль «Чарли и шоколадная фабрика») даем и на татарском языке, создаем оригинальный татароязычный контент, интегрированный в глобальную культуру.

— Да, Европа сейчас тоже пересматривает свои вещи. Есть глобальный, например, политический концепт ЕС, они все объединяются. Но в то же самое время, например, как каталанцы: они за выход из состава Испании, но при этом за ЕС. Для российского сознания это выглядит очень шизофренично, но для Европы это нормально: мы за сохранение собственной идентичности, но за политическую общую крышу. Ничего сложного для них в этом нет. Для нас это ох и ах, как это, сепаратизм и т. д. 

РИММА БИКМУХАМЕТОВА: «В СТРАТЕГИИ ДОЛЖНО БЫТЬ ПРОПИСАНО РАЗВИТИЕ СОЦСЕТЕЙ И ТАТАРСКОГО ИНТЕРНЕТА»

— Переходим к Римме. Так как ты маститый журналист, не буду говорить, сколько лет ты в журналистике, но достаточное количество лет, чтобы ее оценивать с высоты определенного понимания. На твой взгляд, в сфере татарской журналистики, татарских медиа есть ли проблемы, что необходимо сделать, на каком этапе мы сейчас находимся? 

Римма Бикмухаметова: Кажется, Айрат и Ильшат уже говорили о том, что мы идем на поводу публики. Да, это свойственно и печати, и телевидению, и радио. Основная аудитория сейчас — это деревенские жители, не секрет. Все печатные издания делают тиражи за счет кармана деревенского жителя. Это люди, которые действительно читают, ценят как литературу на татарском языке, так и периодику. Какие плюсы? По сравнению с другими нерусскими народами татары имеют и государственные газеты, и частные. Это удачные бизнес-проекты на самом деле: «Ирек мәйданы», «Акчарлак», «Безнең гәҗит» зарабатывают хорошие деньги. Я не могу сказать, что они просто зашибают бабки, у них есть какая-то социальная цель. В частности, «Ирек мәйданы», я точно знаю, двигает вперед идею государственности, сохранения татарского языка, идею республики. На страницах этой газеты постоянно поднимается данный вопрос. Они понимают, что татары разные, что они и кино смотрят, и спортом интересуются, дети в компьютер играют. Плюс какой? У нас, в отличие от тех же башкир, есть три независимых телеканала, радио есть. Да, по наполнению, контенту они все направлены на развлечение, но таким образом они зарабатывают на свою жизнь: ТMTV, «Майдан», «Хузур ТВ». У последнего тематика религиозная.

Говорят, что тиражи сейчас маленькие, вспоминают, что у журнала «Идель» под миллион был тираж. Но в то время не было столько разных газет, а сейчас очень большое разнообразие. Поэтому люди могут выбирать, но аудитория осталась та же… Я думаю, что все понимают: тиражи газет, журналов через несколько лет будут падать, даже и у «Ирек мәйданы», и у «Акчарлак», у всех остальных. У них есть понимание, что нужно переходить на электронный формат, скорее даже это переход на телевидение, какие-то мультимедийные формы. Уже есть какие-то попытки, потому что я вижу, что татароязычные газеты делают какие-то видео в «Инстаграме», на YouTube выкладывают. Конечно, по оперативности мы отстаем от русскоязычных, англоязычных СМИ, потому что каждый татарин может прочесть новость на русском и английском языках. Поэтому нужен уникальный контент. Я как человек, который работал и в государственной газете, и в частной, считаю, что должна быть честная конкуренция между государственными и частными изданиями, грантовая система должна быть справедливая, должны участвовать и ТMTV, и ТНВ, и «Ватаным Татарстан», и «Акчарлак». Иногда гранты прописывают под определенную газету — так не должно быть, так нечестно.

Я думаю, что в стратегии должно быть прописано развитие соцсетей, татарского интернета. Я не знаю, как это сделать, но, может быть, честная грантовая система поможет в этом. Почему бы тому же ТMTV или «Хузур ТВ» не помочь выйти в спутник, чтобы какую-то часть оплачивало государство? Мы испытываем дефицит национальных кадров. Я себя, конечно, считаю молодежью, но среди тех, кто младше на десять лет, уже нет тех, кто будет грамотно писать на татарском, или они пишут сугубо на развлекательные темы, но они хорошо знают и активно используют соцсети — мы это должны учитывать.

— Это будет американский татарский, есть американский английский.

Айрат Файзрахманов: Язык меняется.

Римма Бикмухаметова: Язык меняется, да. Но, я считаю, что нужно развивать направление блогинга. Я слушаю на «Медузе» подкасты, часто слушаю аудиоинтервью каких-то изданий. На татарском их практически нет. Хотя аудиоформат так легко воспринимается — это было бы плюсом для тех, кто изучает татарский язык. Мы должны использовать данные формы. Обязать, наверное, никто не должен и не может, но это очень легко: ты же все равно берешь у кого-то интервью, записываешь аудио. Я сама давно мечтаю это делать, но катастрофически не хватает времени.

У нас главное ТВ — это ТНВ, и все будто бы там должно сниматься, решаться. Мне кажется, нужно сделать какой-то базовый центр, где все будет напичкано хорошей техникой, и отдельные люди, разные команды будут приходить и говорить, например: «Мы делаем тревел-передачу на татарском, но у нас нет оператора, камеры или у нас нет монтажного оборудования, можно мы у вас будем работать?» То есть команда будет просто приходить, пользоваться этой техникой и выдавать хороший продукт. Или кто-то снимает передачи про историю — тоже приходит и работает с этой техникой. Мне кажется, для Татарстана, в частности для Казани, это сделать не сложно.

Что еще? Конечно, это развитие YouTube. Я сама захожу на YouTube целенаправленно, посмотреть кого-то конкретно, но молодежь, оказывается, там смотрит просто все! И почему там нет передач «Шаян ТВ» и ТНВ — для меня вопрос. Нужно все выводить в YouTube.

Ильдар Аюпов: Они, наверное, не набрали тысячи подписчиков для прямой трансляции. YouTube только тысячникам позволяет вести прямой эфир.

ЗУФАР МАХМУТОВ: «Я ХОТЕЛ БЫ ПРИЗВАТЬ ТАТАРСКУЮ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ КОНСОЛИДИРОВАТЬСЯ И ПРОДАВЛИВАТЬ СОЗДАНИЕ ТАТАРСКОГО УНИВЕРСИТЕТА»

— Спасибо, Римма! Переходим к нашему следующему спикеру, вопрос тот же. В сфере конкретной деятельности, Зуфар, вы частично уже коснулись этого во время своего первого спича, может, в целом скажете о состоянии татарской исторической науки? Почему, например, в стратегии у нас нет анализа исторической ситуации?

Зуфар Махмутов: Есть очень хорошая новость: историческая наука на татарском языке еще жива. Некоторые работы, в том числе в нашем институте, пишутся на татарском языке, хотя сейчас все больше и больше работ на русском, в том числе в области социологии.

— А понятийный аппарат в татарской социологии выработан?

Зуфар Махмутов: Нет, конечно. И он должен развиваться. Но для того, чтобы развивался понятийный аппарат в какой-либо науке, должна быть определенная языковая сфера, поэтому очень важно создание именно университета как институциональной площадки. Не каких-то групп в рамках университета, которые потом так же быстро и незаметно будут оптимизированы. Прекрасно помню, как у нас, когда я учился на истфаке, была в потоке татарская группа, на 11-м этаже находился целый татарский факультет — сейчас такого уже нет, все оптимизировано. Если же будет единая площадка, то все ресурсы будут сосредоточены там.

Айрат Файзрахманов: Речь о единой площадке.

Зуфар Махмутов: Да. Это будет университет…

Айрат Файзрахманов: Не университет с колоннами, а единая площадка…

Зуфар Махмутов: Самое главное, чтобы функционировала языковая среда. Русский язык сейчас является доминирующим. Если языковые среды будут соприкасаться, то есть что-то будет на русском, что-то — на татарском, в результате все закончится тем, что перейдет на русский. Социолингвисты, изучая языковое поведение, отмечают, что важен не просто татарский язык как урок, а чтобы все предметы (определенное время, это может быть средняя, начальная школа) велись на одном — татарском — языке. Потому что здесь создается языковая среда, в которой люди усваивают какие-то тонкости языка.

Важно использовать интернет, конечно же, — здесь об этом уже говорили. К сожалению, наша историческая наука немножко оторвана от этого. Меня всегда удивляло, что 6-томник татарской энциклопедии вообще в интернете не выложен, хотя это такая важная информация, кладезь, которая помогала бы не только историкам, но и вообще всем интересующимся. Чтобы что-то найти, нужно листать бумажную книгу. Такой пласт — и лежит где-то в закромах. И так со многими-многими трудами. Благо наш институт выложил 7-томный труд по истории татар — я считаю, это большой шаг вперед. Наш институт старается многие труды выкладывать в открытый доступ — за этим будущее.

Как еще можно использовать интернет? Конечно же, нужно создать какую-то эффективную площадку обучения татарскому языку. Посмотрите, сколько всего есть и какие программы есть в английском: и аудио-, и видеоматериалы, письменные задания — полноценный комплекс, когда человек, находясь в своей квартире, может изучить язык. Для татар это очень необходимо, потому что они проживают дисперсно, многие татары находятся за территорией Республики Татарстан и не имеют доступа ни к языковой среде, ни к образовательным институциям. Если бы был татарский университет, то тогда для многих, в том числе и диаспор, которые живут в Казахстане, Узбекистане или просто в отдаленных регионах России, изучение татарского языка было бы хорошим стимулом для того, чтобы в него поступить. В обучении очень важна мотивация — для чего ты изучаешь татарский язык? Какой от него толк? Сейчас мир становится очень прагматичным: если я это делаю, вкладываю время и труд, какой будет результат?

Один очень известный римский государственный руководитель и военачальник Катон в конце своей речи всегда говорил: «Карфаген должен быть разрушен». И в завершение, как Катон, хочу еще раз подчеркнуть, что татарский университет должен быть создан. Это жизненно необходимо для сохранения татарского языка и татарской идентичности. Я хотел бы призвать татарскую общественность консолидироваться и настаивать на создании татарского университета, пока есть такая возможность. И в послании президента РТ говорилось о необходимости его создания. На мой взгляд, он должен быть максимально автономным и не входить в Казанский университет, он должен быть связан с татарстанскими структурами и служить интересам республики.

ИЛЬДАР АЮПОВ: «МЫ ЗАНИМАЕМСЯ ЗАРАБАТЫВАНИЕМ ДЕНЕГ НА РУССКОЙ АУДИТОРИИ И ПОТОМ ТРАТИМ ИХ НА ТАТАРСКИЕ ПРОЕКТЫ»

— Спасибо! Ильдар, переходим к вам, вторая часть конкретно по сфере твоей деятельности — то, что связано с вебом, образованием. В чем ты себя видишь, прилагаешь усилия? По этому направлению какие бы ты внес предложения по стратегии как узкий специалист по данным вопросам? Какие есть проблемы? 

Ильдар Аюпов: Проблемы уже озвучены много раз. Честно говоря, то же самое можно повторить и про сферу онлайн-образования. Аудитория очень маленькая, неинтересующаяся. Я не вижу разделения на город и деревню в принципе. У нас сейчас складывается немного неправильный образ деревенских жителей — они не особо отличаются от городских, по крайне мере, по образу жизни их трудно будет отличить. Главная проблема всех IT-проектов, которыми мы занимаемся, — это отсутствие аудитории. И самая главная проблема, которая вытекает из предыдущей, — это отсутствие прибыльности. Я постоянно говорю, что у нас прибыльны только две вещи — это барсмедиевская эстрада и тамады, то есть свадьбы. Люди, которые получают прибыль из татарской тематики, — это татарская эстрада и татарские тамады. Все остальное?

Я не вижу людей, которые могли бы это как-то монетизировать. Главная проблема — это, конечно, отсутствие монетизации, отсутствие получения прибыли из этого. Для меня эта проблема нерешаема, то есть мы занимаемся зарабатыванием денег на русской аудитории и потом тратим их на татарские проекты, что совершенно бестолково с точки зрения бизнеса. Честно говоря, это постоянно приводит к чувству разочарованности в этом всем и желании уйти. Как это в стратегии сформулировать? Не знаю. Возьмем принцип, про который у нас любят говорить: государство должно больше денег тратить на это все. Нет, я так не считаю, мы должны сами найти пути, чтобы это стало прибыльным. Наверное, есть какие-то пути. Но пока гениальных бизнесменов, которые могли бы сделать татарскую тематику окупаемой, я не вижу. Хотя бы окупаемость — какая прибыль там.

— Но мировой опыт в этой сфере о чем говорит?

Ильдар Аюпов: Какой мировой опыт?

— Онлайн-образование.

Ильдар Аюпов: Оно никак не работает. У нас есть «Ана теле», в которое вложили огромные деньги, они, конечно, не ставили целью — окупаемость, но…

Зуфар Махмутов: Она вообще не работает. Я попытался зарегистрироваться…

Ильдар Аюпов: Попробуйте еще раз. Зарегистрироваться можно, если поставить целью. Можно написать в министерство образования, они тебя там зарегистрируют. Но да, очень тяжело.

— Квест татарский: зарегистрируйся на «Ана теле».

Ильдар Аюпов: Посмотрите посещаемость «Әлбәттә». Когда мы запустили второй сезон, все СМИ написали об этом, то есть ознакомленность была. «Аксубаево таңнары» написал про «Әлбәттә» — там должны были знать про него. Если смотреть просмотры лекций, даже самых популярных, это сотни просмотров — копейки, не в смысле денег, а даже для просмотров это очень мало.

— Ты имеешь в виду контент на татарском языке или вообще про татарскую культуру?

Ильдар Аюпов: Даже по татарской тематике, необязательно на татарском языке, контент. Интересно на самом деле, если в другую сторону пойти, что русские стали очень интересоваться татарской тематикой, историей, культурой и вообще нашими телодвижениями. Им это интересно, они смотрят, спрашивают — удивительно, я не ожидал такого.

— Может, у нас просто нет качественного продукта? Я вчера грешным делом включил телевизор, канал «Культура», там шел просто великолепный документальный фильм про тувинцев — о том, как они сберегают родную культуру на примере простых людей. Они плачут, вопрошают, почему их отсюда переместили. Там были очень драматические вещи. Я понял, что такого рода продукта у нас, татар, нет.

Ильдар Аюпов: Это же не значит, что… В прагматичную сторону опять верну: он окупился у них? Количество просмотров много у них?

Проблема качества — это прежде всего проблема количества аудитории, которая рождает деньги, а деньги рождают конкуренцию. Например, чтобы снять качественный фильм, давайте у Ильшата спросим, сколько надо денег. Надо много, чтобы именно картинка качественная была. Нужна большая съемочная группа и т. д. Во-вторых, нужна конкуренция, чтобы ты за бюджет боролся с другими людьми и писал качественный сценарий, собирал качественную команду и т. д. Это все друг за другом идет и все равно упирается в итоге в аудиторию, которой у нас нет.

— У нас просто нет среднего класса, потребителя, который может за это платить.

Ильдар Аюпов: Аудитория исчезла, то есть это такая большая проблема, которая будет очень медленно восстанавливаться, если вообще будет. Или она окончится просто.

— А гранты какие-нибудь, поддержка государства?

Ильдар Аюпов: Мы любим все время говорить о поддержке государства. Зачем нам поддержка государства? Они потратят деньги в черную дыру. Зачем, если вы, допустим, сняли фильм и на него сходили две тысячи человек в сумме. Зачем эти деньги тратить?

Римма Бикмухаметова: В итоге лучше вообще ничего не делать?

— Лучше пускай потратят, чем, скажем, покупают дорогостоящий Mercedes себе чиновники.

Ильдар Аюпов: Гранты нужны. Мы любим это: давайте отнимем деньги у «Татнефти» и раздадим нашим креативным людям (смеются). Вы уверены, что это с пользой будет потрачено?

Зуфар Махмутов: Но есть же хороший опыт сотрудничества: как наш институт, например, снял хороший фильм, который очень интересно повествует об истории татар. Как раз в союзе с вами сняли хороший фильм по истории возникновения татар.

Ильдар Аюпов: Он был на русском языке, во-первых. Во-вторых, он говорил о такой общей проблеме, которая всем интересна. Я думаю, большинство аудитории там не татары, а Россия в целом. Я думаю, что, если бы мы сняли его на татарском языке… Вот интересно было бы посмотреть.

— Есть же еще вопрос продакшена — Ильшат не даст соврать. Можно же хороший фильм сделать, но если не заниматься продакшеном, продвижением…

Ильдар Аюпов: Нет, продакшен — это другое. Продвижение, маркетинг — да. Продакшен стоит больших денег, маркетинг — еще полбюджета или целый. Мы можем попросить министерство культуры: «Давайте покажем за ваш счет во всех кинотеатрах России этот фильм, чтобы все татары пришли». И что? Опять нагонят каких-то людей, которые насильно пришли. А если своего желания нет, если они не готовы потратить какую-то сумму, чтобы посмотреть это, зачем тебе такая аудитория, которую нагнали?

— Все-таки, я думаю, есть общероссийская проблема — это же не только у татар.

Ильдар Аюпов: Не сравнивайте. В России с кино все более-менее хорошо, с сериалами — прямо на подъеме.

Ильшат Рахимбай: Сейчас Netflix стал их закупать.

Ильдар Аюпов: Ну не сравнивайте. А мы пока доходим до одного процента каких-то результатов. А они уже очень высоко.

— Татарские сериалы — это особый анекдот, конечно. Спасибо! Есть что добавить?

Ильдар Аюпов: Как в стратегии все это формулировать? Есть проблема — она решается какими-то очень глобальными вещами, а не грантами государства.

— Стратегия и есть глобальное…

Ильдар Аюпов: Да, полезно, замечательно, если бы больше внимания уделяли.

— То есть такая идея у северокорейцев «чучхе» — опора на собственные силы.

Ильдар Аюпов: Не надо все абсолютизировать. Давайте просить у государства, но у государства просят все вокруг, не только в Татарстане, но и во всей стране. Бесконечно просить… Государство уже содержит очень много всего, например, «Татмедиа». Какой выхлоп у «Татмедиа»? Полностью на государственные деньги созданный проект. Давайте перечислим, что уже содержит государство? Это тратят наши с вами деньги, налоги, они уходят на это все.

Айрат Файзрахманов: Получается, государство создает такой продукт. Оно засоряет собой эфир, и люди смотрят именно «Татмедиа», потому что он встроен в инфраструктуру, которой люди пользуются. Тем самым получается такая нечестная конкуренция, когда через инфраструктуру, которыми пользуются все, прогоняется некачественный продукт, а качественный остается в стороне. Вот чем опасно то, что нет поддержки крутым проектам. Не тем, что «дайте нам денег — мы сделаем», а тем, что есть ваш конкурент, который выдает некачественный продукт, но он пользуется вот этой инфраструктурой и ресурсами.

— С другой стороны, у Ильдара тоже мысль хорошая в том смысле, что всякий андеграунд, условно говоря, нонконформистский, то, что не встроено в мейнстрим, наиболее интересно. То, что пишет официоз, — это всегда очень грустно…

Ильдар Аюпов: Мечта, конечно, чтобы все это было окупаемо и конкурентно, чтобы все конкурировали друг с другом за эти бюджеты. Фактически ты же все время конкурируешь за внимание зрителя, который является твоим бюджетом, чтобы ты что-то сделал и потом купил себе на эти деньги еду.

В общем, я не согласен, что все надо просить. Есть же пример татарской эстрады. Здесь как раз стоит вопрос: должны ли мы вестись на аудиторию? Они повелись на аудиторию, они соответствуют своей аудитории и за счет этого зарабатывают деньги. Решайте для себя: или вы хотите делать современное искусство и не попадать в аудиторию, или найти какую-то золотую середину…

Эльмир Низамов: Мне кажется, вы сейчас все в одну кучу свалили. Культура и зарабатывание денег — это разные вещи.

Ильдар Аюпов: Я про культуру не говорю, я говорю про зарабатывание денег.

Эльмир Низамов: Вы о ней не говорите, но культура здесь тоже подразумевается. Ни один музей не зарабатывает деньги, опера, симфонический оркестр не зарабатывает — они и не могут зарабатывать деньги. Они всегда, испокон веков, были придворными институциями, которые содержал король, император или еще кто-то. Содержал по ряду многих причин: статус, аристократическое искусство и т. д. И ждать сегодня, что вдруг внезапно все будут платить за такое сложное элитарное искусство? В высоком искусстве этого не было и никогда не будет. Это всегда было на иждивении тех, кто может это все действительно содержать.

Ильшат Рахимбай: Мы же сейчас не про высокое искусство говорим.

Эльмир Низамов: Кино тоже бывает разным.

Ильдар Аюпов: Мы говорим про массовый продукт. Понятно, что есть опера, которая должна на что-то содержаться. Хотя можно найти примеры и музеев, правда, не в нашей стране.

Римма Бикмухаметова: В Америке и Европе тоже есть частные музеи.

Айрат Файзрахманов: Просто в стратегии нет разделения культуры на высокую и массовую.

Эльмир Низамов: По поводу татарской эстрады — у нас принято их ругать, это считается признаком хорошего тона.

Ильдар Аюпов: А ее слушает большая часть людей. Что делать с этим?

Эльмир Низамов: Да, и при этом, есть такой момент — не хочется применять слово «лицемерие», но слушает-то ее много людей. То есть люди же это слушают, и татарская эстрада — это объективное отражение вкуса большинства наших слушателей. Это может нравиться, может не нравиться, мы можем с вами ее слушать, не слушать, но вот оно так и есть.

Ильшат Рахимбай: С этим надо что-то делать.

Ильдар Аюпов: Под «с этим надо что-то делать» подразумевается «воспитывать». Но что значит, воспитывать?! Кто ты такой, чтобы воспитывать этих людей? Может, это они тебя воспитать хотят.

Эльмир Низамов: Вот именно! Просто если мы говорим о том, что необходимо сделать, чтобы усовершенствовать, сохранить ее на общее благо татарской нации. Если опять же говорим, чтобы татарскую культуру читали, смотрели, чтобы она была интересна не только самим татарам, а еще и другим, тогда мы неизбежно должны делать что-то на порядок выше и лучше. С татарской эстрадой, какая она есть сегодня, мы далеко не уйдем. Поэтому здесь и начинаются все эти разговоры о том, что нужно искать помощь, нужно искать какую-то поддержку. А без этого и не получится, народ никогда не будет платить бешеные деньги за что-то такое сложное, элитарное. У него и нет этих денег. Даже если бы были — это единицы.

Ильдар Аюпов: Нужно найти золотую середину и в той стилистике, и не совсем уходить в современное искусство, и немного попробовать делать в этой парадигме татарской эстрады что-то новое. Медленно переходить, не резко.

Римма Бикмухаметова: Пробовали же — фестиваль «Үзгәреш җиле». Не «выстрелило».

Ильдар Аюпов: Давайте еще пробовать — одно не «выстрелило», другое «выстрелит». Надо же дальше идти.

— Я понял в ваших мыслях следующее, что в принципе искусство для масс самоокупаемое, его надо оставить в покое. А вот есть высокое искусство и его надо поддерживать, как поддерживали Медичи…

Эльмир Низамов: Ну конечно! Третьяковская галерея тоже ведь просто инициатива одного человека.

Ильдар Аюпов: Есть много очень богатых татарских людей, о которых никто ничего не знает. Они очень национально настроены, они готовы помогать, и кто-то этим пользуется. Надо составить списки и явки (смеются).

Римма Бикмухаметова: В регионах же есть сабантуи, различные культурные мероприятия, которые проводятся за счет частных вложений.

Зуфар Махмутов: Часто, разъезжая по России и Казахстану, я вижу, что очень многое делается именно за счет благотворителей, татарских предпринимателей.

Ильшат Рахимбай: Причем они в того же Фирдуса Тямаева и вкладываются…

Римма Бикмухаметова: Мне кажется, им сейчас просто нужно направление поменять, указать, что есть образовательные проекты, вот есть культурные.

— Конечно. Но для этого стратегия и должна быть. Вот Роман Аркадьевич Абрамович сказал, что за всю свою предпринимательскую деятельность, пожертвовал на еврейские организации 500 миллионов долларов. Но он жертвует не так, как у нас на сабантуи, а на тот же «Гараж» — центр современного искусства бывшей жены. То есть он вкладывает и в высокое искусство и, если надо, поможет синагоге, поможет в проведении факельного шествия еврейского и еще что-то.

Римма Бикмухаметова: Еврейский университет он содержит.

Эльмир Низамов: Он просто понимает, что это нужно делать.

Римма Бикмухаметова: И наши тоже понимают!

— Я думаю, что он и понимает, и с другой стороны есть люди, которые ему говорят. Я говорил о том, что у евреев есть кохены — это система жрецов-авторитетов. А у нас нет этих людей, кто бы мог сказать: «У нас есть стратегия, давайте по стратегии». У нас бизнесмены действительно рассуждают в формате: вот есть Сабантуй, на Сабантуй дадим, дадим мечети — это обязательно, ну и тарелку купить для ТНВ.

Ильдар Аюпов: Надо с ними разговаривать. Это адекватные и очень образованные люди, заработавшие себе большие деньги и в то же время многие уже не молодые, им хочется сделать что-то полезное и важное. Они уже обеспечили себя и своих внуков до конца своей жизни. Надо разговаривать.

Зуфар Махмутов: Может быть, как раз всемирный конгресс татар как площадка мог бы организовать форум татарских меценатов…

Римма Бикмухаметова: Так они и так собираются!

Айрат Файзрхманов: Вот большой вопрос, насколько репрезентативен, релевантен конгресс для крупного бизнеса как площадка, насколько мы — аудитория, которая собралась в «БИЗНЕС Online», — релевантны для них. А вообще один из механизмов — это какой-то фестиваль татарских проектов. Мы к этому идем.

ИЛЬШАТ РАХИМБАЙ: «В УНИВЕРСИТЕТЕ КУЛЬТУРЫ СЕЙЧАС СТОЛЬКО ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ЛЕТ, ВОЗМОЖНО, УЙДУТ РАБОТАТЬ В СЕТЕВОЙ МАРКЕТИНГ»

— Да, это хорошая идея. Слово Ильшату по второму вопросу.

Ильшат Рахимбай: У меня тоже несколько несвязанных мыслей. Почему-то про Турцию вспомнил. Все, наверное, были в Турции? Они варятся внутри себя, разговаривают на своем языке. У них более 100 телеканалов — нереальное количество. Понятно, что качество некоторых из них оставляет желать лучшего, некоторые более на уровне, но суть в том, они снимают по несколько сотен фильмов в год, показывают у себя же на телевидении, в кинотеатрах. Спрашиваешь у них про Америку: они частенько плохо знают английский язык. Я спрашиваю: почему? Они говорят: нам не надо. Зачем им язык? Они и уезжать не хотят. Они создали внутри себя такой казан, в котором варятся, в котором все и всё получают. Но, как я понимаю, это из-за количества людей, разговаривающих и думающих на одном языке: именно эти люди создают рынок, пользуются и продвигают его.

Если говорить про экспериментальные вещи — спектакли и кино, получается, у нас это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Сейчас объясню почему. Если брать в процентном соотношении, в Казани, возможно, 10 процентов людей ходят на экспериментальные вещи, хотя их не так много. 10 процентов людей — это, грубо говоря, 100 тысяч человек. А в Москве те же 10 процентов — это миллион. И эти 10 процентов людей, по сути, вкладываются в развитие новых форм, жанров, течений, а это необходимая составляющая стратегии развития культуры. Поэтому в этом вопросе можно упереться в некий тупик, что нет у нас такого количества людей, которые могут поддержать эксперименты, не дать угаснуть авторам, так и не успев раскрыться.

С этой точки зрения был разговор на счет так называемого «тюркского проката», я говорю про сферу кино. Т.е. фильмы, которые снимаются у нас и ориентированы на какие-то наши темы, теоретически могут быть интересны для стран тюркского соглашения: Киргизстан, Казахстан, Узбекистан, Турция, Македония и т. д. Миляуша Айтуганова активно работает над этим вопросом. Если говорить про прокат фильма, то татарскому ежу же понятно, что никакой фильм не окупится в Татарстане, если только он ни какой-нибудь первый татарский мюзикл с Элвином Греем и Фирдусом Тямаевым. Алла бирса, окупится, наверное (подразумевается мюзикл «Апипа», который снимает Рахимбай — прим. ред.)

Получается, что ты уже изначально начинаешь себе ставить рамки: или ты делаешь жесткие комедии, ориентированные на зрителей, или ты снимаешь качественное кино, но с пониманием того, что эти деньги не вернешь. И эта система как будто уже изначально в тупике, когда ты разговариваешь с инвесторами и говоришь: «Надо. Я тебе денег обратно, конечно не верну, но надо, давай». Хотя так мы в России очень много лет снимаем фильмы.

— Ильшат, скажите, пожалуйста, они вот вам дают, все рассчитывают на выхлоп или просто от души?

Ильшат Рахимбай: Есть, которые от души, а есть, которые более умело вкладываются. Самое главное, чтобы команда, которая снимает фильмы, должна была нацелена на то, чтобы был выхлоп. Кино — это творчество плюс бизнес. В идеале и режиссер, и продюсер должны быть нацелены на то, чтобы фильм и окупился, и чтоб за него еще и стыдно не было. Опять в этом вопросе на Америку кланяемся, потому что в Европе во главе фильма стоит автор, искусство. Им ничего не стоит снять авторский фильм с открытым безнадежным финалом. Кассово успешных режиссеров в Европе по пальцам пересчитать. А Америка работает над вопросами успешных фильмов с тех пор, как существует кинематограф. Поэтому нехватка продюсеров — большой вопрос в нашем деле. Какую-то школу продюсеров, возможно, нужно уже создать: даже если они уехали учиться в Москву или Америку, чтобы они приехали сюда, обещать им какой-то интересный процесс, чтобы они хотя бы на жизнь зарабатывать нормальные деньги могли (я пока не знаю, кто на это согласится). Пока такой системы не существует. Это очень сильно тормозит развитие самой киноиндустрии в Татарстане, потому что очень многое держится на продюсере.

Я вот как режиссер вынужден сейчас продюсировать свои картины, искать инвестора, договариваться с этими или с теми. У меня начинает работать сценарист в Москве, он пишет: «Я написал синопсис, для дальнейшей работы прошу 30 процентов аванса, далее мы работаем по контракту». И это обычная система работы, которая в Татарстане еще не прижилась, и непонятно, когда еще появится. А если будут продюсеры, которые занимаются своим делом, то есть ищут инвестиции, кооперируют людей, то процесс пойдет намного быстрее.

Или хотя бы адекватная и честная грантовая система, открытые конкурсы, в которых могли бы участвовать большее количество талантливых людей, проходя честный отбор. К сожалению, гранты в Татарстане как Балтасинские законопроекты — никогда не угадаешь, когда, на какое время и на какую тему они появятся. Они обходят стороной бесшумно порой даже меня. Свои там правила игры. С этими правилами говорить о новых авторах, об экспериментах, новых жанрах и количестве, которое так сейчас необходимо, пока не приходится.

— Ильшат, извини, пожалуйста, я так понял, что у нас в этой сфере большой хаос.

Ильшат Рахимбай: Абсолютно.

— А, например, феномен якутского кино чем ты объяснишь?

Римма Бикмухаметова: Он, кажется, уже сдувается…

Ильшат Рахимбай: Он уже сдулся! Его феномен в том, что о нем до сих пор еще говорят, хотя он уже сдулся на самом деле года два назад.

Эльмир Низамов: Но хотя бы был!

Ильшат Рахимбай: Его феномен в менталитете. Я смотрел эти фильмы: там достаточно странные картины, были, конечно…

Эльмир Низамов: Ну, может быть, просто колорит: с бубном шаманским?

Ильшат Рахимбай: Нет, даже не бубен. Ты смотришь фильм, это будто бы что-то наподобие «якутской Нурании Жамали» (Нурания Жамали — сценарист, режиссер, автор татарских сериалов, которые транслирует ТНВ, — прим. ред.). И я немножко подофигел над якутами, которые ходили на эти фильмы. И один из них мне сказал, что там больше ничего и не показывают. Они смогли как-то так сделать, что в большинстве случаев в кинотеатрах показывали вот эти фильмы. На весь город там два кинотеатра — и люди просто прутся и рвутся!

— В Якутске?

Ильшат Рахимбай: Да. Сейчас, возможно, больше. Просто люди шли смотреть это, потому что, во-первых, не было выбора, и, во-вторых, в силу своего менталитета, который им позволял ходить на эти фильмы. Потом качество начало расти.

В кино, музыке и театре нужно внедрять принцип «количество переходит в качество». Гранты — пусть будет 50 тысяч, пусть 60… В университете культуры сейчас столько людей, которые, через пять лет, возможно, уйдут работать в сетевой маркетинг. Если сейчас начать их поддерживать хотя бы какими-то маленькими конфетками, они готовы стрелять уже, создавать новые волны. Мы еще не говорим про маркетинг. Люди здесь не понимают, почему на маркетинг может уйти половина бюджета или такой же бюджет, как на съемки фильма.

Хотел еще отметить иммерсивную «Анну Каренину» — появился же продукт, который поднял, как мне кажется, уровень не только продукта на определенно новый уровень, но и уровень бюджета и зрителей. Мне кажется, люди не пожалели тех денег, которые потратили на просмотр этого спектакля. И я считаю, что успех здесь далеко не в господдержке.

Эльмир Низамов: Я сейчас вспомнил книгу «Зулейха открывает глаза», которую, с одной стороны, одна часть людей в Татарстане разнесла, другая часть очень воодушевленно приняла. Я в прошлом году ездил на фестиваль современной музыки в Сербию, в Белград, меня там встретили организаторы. И одна пожилая сербка, которая работает в их союзе композиторов (этот фестиваль именно эта структура организовывала), когда я сказал, что из Казани и Татарстана, мне сразу: «Зулейха открывает глаза». Я отвечаю: «А вы-то откуда знаете?» Мы с ней немножко общались: я по-русски, она по-сербски. Она знает эту книгу! Я пошел в книжный магазин, хотел купить «Зулейху» на сербском языке. Продавец говорит: «Все раскуплено, у нас уже давно закончилась, бестселлер». И это в Сербии! Кто бы мог подумать.

Римма Бикмухаметова: Это говорит о том, что татары интересны. Нерусские народы с их менталитетом, с их жизнью интересны, поэтому, где-то там и в Каталонии, и в Америке интересно, что могут…

Айрат Файзрахманов: Это вообще тренд на коренные народы, коренные языки…

Римма Бикмухаметова: Поэтому и Голливуд теперь снимает фильмы именно об индейцах, о коренных малых народах.

Айрат Файзрахманов: Это такой положительный тренд, в который мы встраиваемся. И малые народы, и поддержка эта — международная юридическая…

— Вопрос только в том, что мы не малые народы все-таки.

Айрат Файзрахманов: Коренные народы.

«НАЙТИ УНИВЕРСАЛЬНУЮ НАЦИОНАЛЬНУЮ ИДЕЮ НЕ ПОЛУЧИТСЯ»

Айрат Файзрахманов: Во-первых, про «Зулейху» — это как раз пример не того, что продукт взялся неоткуда, его продюсировали, были вложены большие средства в маркетинг. И это «выстрелило». У нас есть достаточно большое количество продуктов, которые могли бы так «выстрелить». Даже вот институт истории издает огромное количество книг, интереснейших простым людям, а не только мне как историку. Как только люди берут их в руки, садятся и читают, а смотришь, там тираж 1000 экземпляров! Как такой хороший интеллектуальный продукт можно выпускать таким небольшим тиражом? И институту истории, например, на самом деле не хватает простого продюсирования. И этим должны заниматься не ученые и даже не Академия наук, это должна быть какая-то структура, построенная, может быть, на государственно-частном партнерстве. А когда ты уже поможешь, подтолкнешь этого пока слабого человека, не к пропасти, а, наоборот, к вершине, дальше этот продукт сам по себе будет генерироваться, создавать все больше и больше разнообразного интересного интеллектуального продукта.

Кстати, чего не хватает в стратегии… Коллективной памяти, инфраструктуры коллективной памяти, ее поддержки и продюсирования вот этих исторических трудов. Прекрасный пример — 2 миллиона просмотров видеоролика об истории татар. И это еще с учетом того, что не было целенаправленного маркетинга, особого продвижения в соцсетях. «Выстрелило».

Ильдар Аюпов: Да, это чисто органический продукт. Просто попали в хорошую тему, нормально и интересно сделали. Это не каждый раз так будет.

Айрат Файзрахманов: На радио научно-популярного проекта «Арзамас» есть подкасты по истории татар, которые читает Чулпан Хаматова. Там большое количество прослушиваний. Поэтому нужно говорить еще и об инфраструктуре креативных индустрий. В стратегии ссылаются на «Стратегию-2030», а там у нас один из ключевых элементов — агломерация в современном мире, во-первых. А ключевой элемент агломерации — это культурное разнообразие, которое генерирует креативная индустрия. У нас есть политика, есть курс на создание креативных индустрий в Казани. Пока хотя бы в Казани. Но есть ли в этом курсе создания креативных индустрий этнокультурный элемент? Пока его особо не видно. Пока мы видим, что у нас НКЦ ликвидировали.

Говоря о грантовом механизме, здесь не только о грантах речь должна идти. Это гранты, стипендии для исследований и премии. Мы уже сказали, что нужен фестиваль татарских проектов. И это тоже один из механизмов. Нам все-таки нужно делать акцент даже не на программный подход. Я в результате этой дискуссии пришел к собственному пониманию того, что татарам в развитии культуры нужно делать акцент не на программном подходе, а на грантовом. То есть выделить большую часть средств на гранты, а не на конкретные мероприятия или фестивали. Нет, само творческое сообщество внутри себя решит, какой продукт лучше. Главное, чтобы в жюри были независимые люди, нормальный экспертный совет.

Здесь говорилось о поиске универсальной национальной идеи, о том, к чему мы должны прийти. Я думаю, что на самом деле не получится найти универсальную национальную идею. Для всех она разная. В этом-то и суть татарского мира, что он разнообразный. И для определенного количества групп татар релевантен какой-то свой продукт, свои этнические маркеры, для каких-то групп релеванты другие маркеры: условно говоря, деление на город и деревню. Нужен ли общий знаменатель? Я думаю, что нет.

— Я думаю, что все-таки нужен. Во-первых, сама стратегия — это общий знаменатель. Во-вторых, сам этноним «татары» означает, что есть общий знаменатель. На мой взгляд, и я на этом настаиваю, обязательно должна быть прописана тема ислама как основного института, который сохранил татарский народ, и вся культура вышла из шинели ислама. Это первое. Второе — в Татарстане одна ситуация, но за пределами Татарстана мечети являются основными институтами сохранения татарскости. Там тебе и татарский язык преподают, там тебе и абыстайлар. В Уфе мы были, например: в мечети и постановки театральные ставят…

Эльмир Низамов: Диски с татарской музыкой там же продаются.

— Все там есть. Это очаги татарской культуры. Собственно говоря, мечеть во времена Пророка нашего, ислама это же была не молельная, а место политического действа, место сбора, место общественно-политической дискуссии.

Ильдар Аюпов: Ну и баня, знаешь ли… Давай бани везде строить теперь! Баня тоже была местом общественных дискуссий.

Ильшат Рахимбай: В Финляндии до сих пор…

— Дело не в этом, я не призываю строить, я призываю к тому, чтобы уделить этому серьезное внимание.

Ильдар Аюпов: А в стратегии-то как обозначить этот момент?

— А в стратегии очень просто: например, встает вопрос… Вот там прописывают, что такое духовные ценности. А вот что это такое? На что мы должны опираться? Это же очень размыто там.

Ильдар Аюпов: Ты говоришь, например, о том, что татарам свойственен, допустим, ислам. Что ты скажешь 50 процентам детей, которые максимум будут агностиками, а в основном — атеистами? Что они не татары стали вдруг?

— Нет, они стали татарами. Я же говорю, что здесь надо выстраивать систему ценностей. Так как у нас нет доктринальной части, мы и спорим о том, кто такой татарин. Кто он такой? А это нужно прописать, во-первых. Во-вторых, что такое агностик? У нас большая часть даже мусульман — агностики.

Айрат Файзрахманов: Это как раз о том, что у нас абсолютно разные наборы этнических маркеров.

— Этнический маркер — это понятие, которое варьируется. Но есть четкий механизм. Вот нам Коран говорит: мы создали вас народами, чтобы вы познавали друг друга. Есть устойчивые вещи, как концепт. Но мы же должны объяснить, что такое концепт нации.

Ильшат Рахимбай: А как это внедрять? Никак сейчас в наше время. У нас молодежь не собирается, а сидит по домам.

Римма Бикмухаметова: Через интернет.

Ильдар Аюпов: Скачать татарина (смеются).

Эльмир Низамов: 98 процентов — и зависло.

— Не надо же русскому объяснять, что он русский. Он говорит: «У меня есть великая русская культура, у меня есть Пушкин, у меня есть Мусоргский».

Эльмир Низамов: Русские вообще об этом не думают.

Айрат Файзрахманов: Но этих вещей никто не будет отрицать — про Тукая и «Туган тел»…

Оригинал на «БИЗНЕС Online»