Понятие «ТАТАРЫ»: композит или содержательная категория?

Относительно понятия «татары» в историографии бытует мнение о его расширительном употреблении в прошлом (анализ проблемы, см.: [2; 5]), из чего зачастую делается вывод о «композитном» характере самой татарской этнической общности.

В ходе подготовки к Всероссийской переписи 2002 г., когда по поводу «переписных категорий», включенных в «Список народов», происходили дискуссии между федеральной стороной в лице Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН и татарстанской стороной относительно «татарской проблемы» (детальнее см.: [18]), старые представления о татарской этнии всплыли опять. Как видно из анализа публикаций и документальных материалов, связанных с отмеченной выше переписью [3; 6; 7; 9; 17], исследователи, представляющие федеральную сторону, категорию «татары» и в настоящее время стремились трактовать как имеющую «композитный» характер. При этом они утверждали, что за понятием «татары» на рубеже XIX–XX вв. скрывался не один этнос («народ»), а «несколько не связанных общим происхождением и самосознанием сообществ», объединение которых под одной этнической категорией произошло из-за «неразличающего взгляда извне» [17, с. 216]. В противовес данному подходу, ученые из Республики Татарстан отстаивали позицию, согласно которой за категорией «татары» (крымских татар они сюда не включали) к началу XX в. стояла достаточно консолидированная этния с выраженным общим этническим самосознанием, базировавшемся на собственной этнической культуре, обладавшей «высокой» стратой, сформировавшейся на рубеже XIX–XX вв. в ходе национальной консолидации [19, с. 11–25, 141– 152]. Так как единая культура, особенно ее народная страта, формируется длительное время, она связана с происхождением народа. Отсюда фактор этногенеза и этнической истории для доказательства существования того им иного этноса оказывается действительно значимым. Правда, он далеко не так прост, как иногда полагают последователи конструктивизма (об особенностях их взглядов на эту проблему см.: [17]). Чтобы показать сложность вопроса о происхождении как одного из значимых критериев существования единой средневековой татарской этнии, из весьма обширной проблемы образования средневековых татар, – как думается, общей этнической основы всех групп, имевших в прошлом татарское самосознание, – был выбран тот ее ракурс, который имеет выход на тюрок Южной Сибири. Дело в том, что у ряда этнических групп этого ареала вплоть до рубежа XIX–XX вв. традиционно фиксируется «татарское» (тадар, тадарлар, тадар кижи/тадар кижилери) этническое самосознание, местами не изжитое и поныне. Оно было характерно, как это указывается в сводных трудах по этнографии тюрок Южной Сибири, для тубаларов (йыш-кижи/черневые татары) современной Республики Алтай, шорцев-абинцев (Кемеровская область), чулымцев/чулымских тюрок, телеутов, кумандинцев, качинцев или абаканских татар (Томская область, Республика Алтай, Республика Хакасия) и ряда других групп [20], в советский период «стянутых» в более крупные этнии (алтайцев, хакасов и т.д.), но еще сохраняющих этнолокальное самосознание. К ним можно добавить и «обских татар», уже фактически исчезнувших [21, с. 217]. Кроме того, следует иметь в виду, что часть томских телеутов, известных и как «калмаки/белые калмаки» (ак калмак), принявших ислам, сблизившись с группой эушта и чат, вошли в состав томской этнографической группы сибирских татар [21, с. 238]. Понятно, что все это сильно усложняет вопрос об этнических границах татарской этнии, даже если вести речь только о сибирских татарах, чей этнический статус в структуре групп, объединенных в рамках переписной категории «татары», до сих пор остается не вполне определенным. Постсоветские переписи 2002 и 2010 гг. показали, что в названной дискуссии была права татарстанская сторона – среди групп, в советский период традиционно относившихся к татарам, лишь очень небольшое число лиц – 51,3 тыс.чел. или около 1 % от общей численности татарской этнонации, выбрали иные идентификации: кряшенскую – 34 822, нагайбакскую – 8 148, сибирскотатарскую – 6 779, мишарскую – 786, «булгарскую» – 719 чел. [5, с. 431].

Между тем, в ходе обсуждения «татарской проблемы», когда представители федеральной стороны для обоснования своей точки зрения о «композитности» категории «татары» даже в относительно недавнее время обращались к анализу разных ее аспектов, один из них – историкогенетический, то есть относящийся к происхождению тех этнических формирований, которые в прошлом маркировались как «татары», действительно представляющий значительный интерес, ими был лишь затронут, да и то со знаком «минус», без серьезного обсуждения этого вопроса. В частности, С.В. Соколовский, дискутируя с татарстанской стороной, для отстаивания собственной точки зрения о невозможности признания всех этнических групп, которые когда-то обозначились как «татары», за единое этническое образование (= «народ»), указывал на то, что они не имели «общего происхождения», тем самым фактически признавая важность данного критерия как одного из признаков этноса [17, с. 215–216]. При этом у него среди признаков единого этноса вслед за «общим происхождением» идет показатель «самосознания» [17, с. 216], находящийся явно в связи с первым. В итоге получается, что вопрос об этногенезе (происхождении) при трактовке проблемы существования того или иного этноса действительно обойти нельзя. В этой связи показательно то, что до сих пор остается не выясненной причина присутствия в самосознании у ряда групп тюркского населения Южной Сибири «татарской» составляющей. По-видимому, в неявной форме предполагается, – в существующей литературе конкретных трактовок на этот счет на самом деле нет – что оно является результатом воздействия извне, так сказать, «не различающего взгляда» русских чиновников и исследователей. Однако если бы даже такая точка зрения была сформулирована, что на самом деле не так, она бы все-равно нуждалась в соответствующей аргументации, ее то как раз и нет. В этой ситуации стоит обратить внимание на методические материалы проводившихся в стране переписей 1897 г. и 1920-х гг., так как они позволяют лучше понять глубину «татарской проблемы». Известно, что «татар» от остальных тюрок Западной и Южной Сибири после переписи 1897 г. пытался отделить хорошо знакомый многим исследователям-сибиреведам этностатистик С.К. Патканов, на момент подведения ее итогов младший редактор Центрального статистического комитета (ЦСК), отвечавший в его рамках за трактовку этнических категорий. За основу выделения по переписным данным этнических общностей им был взят показатель «родного языка», хотя он был осведомлен о его недостатках в этом качестве [13]. Тогда в целом происхождение народа тесно увязывалось с родным языком и культурой [1]. Причем Патканов подготовил и издал специальный труд, посвященный этнической дифференциации народов и этнических групп Сибири, где вопрос о татарах оказался ключевым [14]. Изучение указанных работ данного автора показало, что ему лишь частично удалось справиться с поставленной задачей – путем различных ухищрений (показатель родного языка оказался недостаточным) он смог отделить основную часть сибирских татар от остальной массы тюрок Сибири, но проблемы у него начали возникать сразу. Скажем, «чулымские татары» / «чулымско-томские татары» к концу XIX в., в основном, были не только православными, но и в большинстве своем русскоязычными. Далее, в регионе Алтай ему пришлось выделить «тюрок Алтая» (это, собственно, алтайцы, калмаки, телеуты), «татар Северного Алтая» (кумандинцы, лебединцы, шорцы, черневые татары, томско- кузнецкие татары»), в числе «коренных татар» Енисейской губернии – «абаканских татар», наконец, карагасов (туба). В итоге С.К. Патканов, расписавшись в своем полном бессилии, все эти группы объединил с собственно «татарами» (сибирскими и иными) под общей шапкой «тюрко-татар». О том, что рассматриваемый вопрос оставался не решенным и к началу XX в., говорят специальные издания Постоянной комиссии по изучению племенного состава населения (КИПС), опубликованные в 1920-е гг. Так, в работе С.К. Патканова «Список народностей Сибири» (1923 г.) в составе «западносибирских татар» кроме таких вполне ожидаемых подразделений как «тобольские татары», «сибирские бухарцы» и «барабинцы»/«барабинские татары», были выделены «томскочулымские татары» (в Томском и Мариинском уездах Томской губернии и Ачинском уезде Енисейской губернии) [15, с. 5]. Еще ряд групп у него также продолжает фигурировать с этнонимом «татары» («черневые», «томско-кузнецкие», «абаканские») [15, с. 6]. В другом издании – «Объяснительной записке к этнографической карте Сибири» (1929 г.) – отдельно от «западносибирских/тоболо-тарских татар», в состав которых были включены и бухарцы, были названы «барабинцы»/«барабинские татары», «тубалары», или «черневые татары» (Бийский округ Сибирского края), «томско-кузнецкие татары/турки» (т.е. «тюрки») (с расшифровкой, что подразумевается население Чатской/Чотской и Эуштинской волостей Томского, а также Кузнецкого и Барнаульского округов, в том числе «абинцы/абалар» (уже как часть шорцев)) [12].

Как видно, татарская «маркировка» к концу 1920-х гг. не была еще окончательно изжита применительно к чулымцам, шорцам, абинцам (абаканским «туркам»), тубаларам (черневым татарам), телеутам (калмакам). Не подлежит сомнению, что такая характеристика этнической принадлежности тюркского населения Южной Сибири базировалась на этнолингвистических классификациях, существовавших на рубеже XIX–XX вв. (см. напр.: [10; 11; 16]). Но, видимо, дело не только в этом, хотя в этом тоже, ибо вопрос о «татарском» составном при обращении к классификации тюркских языков возникает и сейчас (в этой связи обращаем внимание на следующее совсем недавнее исследование: [22]). Похоже, что многие советские лингвисты при обращении к проблеме классификации тюркских языков упускают из виду весьма значимые аспекты средневековых этнических реалий в тюркском мире, имеющие отношение к средневековым татарам, сыгравшим важную роль в этническом становлении восточных кыпчаков-кимаков/емеков, в дальнейшем ставших серьезной силой, в том числе и демографической, в государстве Хорезмшахов предмонгольской времени, затем и в Улусе Джучи (специально отметим, что в состав последнего входила значительная часть Южной Сибири, о чем свидетельствует наименование «провинции» «Ибир-Сибир» (подробнее об этом см.: [4; 8]). Поэтому, не исключено, что сибирские тюркские группы с «татарским» элементом самосознания могут быть этническими наследниками средневековых татар (включая и кимаков), а вовсе не результатом колониально-чиновничьей классификации. Отсюда следует, что при рассмотрении вопросов, связанных с татарской этнией, сибирские группы с «татарской» этнической маркировкой просто так, без всякого объяснения, отбросить не получится. Пока что ясно, что это не те «татары» Европейской России, которые в качестве таковых существует и сейчас, а другие этнические общности, но как носители татарского этнического самосознания (вплоть до 1920-х гг.), тоже, похоже, имеющие прямое отношение в историческом плане, к средневековой татарский этнии. А пока для них места в классификационной системе разных групп, образующих татарскую этническую общность (один из опытов такой классификации, см.: [19, с.11–25]), еще не найдено. Если бы была предложена такая научно обоснованная классификация, то, скорее всего, всякие рассуждения о «композитности» татарской этнической общности пришлось бы забыть. Правда, такой результат возможен только после проведения фундаментальных исследований историкоэтнологического характера всех групп, которые в прошлом квалифицировались как «татары». А это не только тюркское население Сибири, но и тюрки зоны Кавказа, что существенно усложняет решение данной задачи.

Литература

1. Алфавитный список народов, обитающих в Российской империи. Изд. Канцелярии Кабинета министров. СПб., 1895. 75 с.
2. Благоева Г. В. О русском наименовании тюркских языков. Композиты и становление этнолингвистической терминологии в русском языке // Советская тюркология. 1973. № 4. С. 11–14. 3. Единство татарской нации: материалы научной конференции АН РТ «Цивилизационные, этнокультурные и политические аспекты единства татарской нации» (Казань, 7-8 июня 2002 г.). Казань: Изд-во «Фэн» АН РТ, 2002. 318 с.
3. История и культура татар Западной Сибири. Монография. Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2015. 728 с.
4. Исхаков Д. М. Историческая демография татар. Казань: Изд-во «Фэн» АН РТ, 2017. 440 с.
5. Исхаков Д. М. Проблема этнического единства татар // Научный Татарстан. 2002. № 3. С. 18–23. 7. Исхаков Д. М. Взгляд на Всероссийскую перепись из Татарстана // Ab imperio. 2002. № 4. С. 235–249.
6. Исхаков Д. М. Роль тюрко-татарского составного в становлении государствообразующего «народа» Улуса Джучи XIII–XIV вв. //Золотоордынское обозрение. 2017. Т. 5. № 2. С .290–324.
7. Из архива переписи населения 2002 г.: «Татарская проблема» (материалы представлены С.В. Соколовским) // Ab imperio. 2002. № 4. С. 251–269.
8. Катанов Н. Ф. Этнографический обзор турецко-татарских племен. Казань: Типо-литография Императорского ун-та, 1894. 22 с.
9. Корш Ф. С. Классификация турецких племен по языкам // Этнографическое обозрение. 1910. № 1–2. Кн. 84– 85. С. 114–127.
10. Объяснительная записка к этнографической карте Сибири. // Труды КИПС. № 17. Л.: Изд-во АН СССР, 1929. 59 с.
11. Патканов С. Разработка данных о языке в Центральном статистическом комитете // Ист. вестн. 1898. Июнь. Т. 22. С. 985–1002.
12. Патканов С. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и род иноверцев (на основании данных специальной разработки материалов переписи 1897 г.) // Записи ИРГО по отделению статистики. Т. XI. Вып. 1–3. СПб, 1911–1912. Т. 1. Сводные таблицы и выводы. 174 с.; Т. II. Тобольская, Томская и Енисейская губернии. Вып. 1. Тобольская губерния. С.1–128; Вып. 2. Томская губерния. С. 130–320; Вып. 3. Енисейская губерния. С. 322–431.
13. Патканов С. Список народностей Сибири // Труды КИПС. № 7. Пгд.: Российская гос. акад. типография, 1923. 17 с.
14. Самойлович А. Н. Некоторые дополнения к классификации турецких языков. Пгд.: Ин-т живых языков; Российская акад. типография, 1915. 15 с.
15. Соколовский С. «Татарская проблема» во Всероссийской переписи // Ab imperio. 2002. № 4. С. 207–234.
16. Тишков В. А. Татары России и Всероссийская перепись населения 2002 года: доклад на исследовательском семинаре «Татарский вопрос в России». 2 марта 2004 г. М., 2004. 33 с.
17. Татары / отв. ред. Р.К. Уразманова, С.В. Чешко. М.: Наука, 2001. 583 с.
18. Тюркские народы Сибири / отв. ред. Д.А. Фукс, Н.А. Томилов. М.: Наука, 2006. 678 с.
19. Томилов Н. А. Тюркоязычное населения Западно-Сибирской равнины в конце XVI – первой четверти XIX в. Томск: Изд-во ТГУ, 1980. 274 с.
20. Шумкин А. В. Языки татар и кыпчаков в рамках одной лингвогеографической реконструкции // Золотоордынское обозрение. 2016. Т.4. № 4. С. 698–723.

Источник: ТОБОЛЬСК НАУЧНЫЙ– 2017: Материалы XIV Всероссийской (c международным участием) научно-практической конференции, посвященной Году экологии в России (г. Тобольск, 16-17 ноября 2017 г.). – Тобольск: ООО «Аксиома», 2017. С. 159-164.