Продолжение. Начало тут.
Круглый стол «БИЗНЕС Online»: почему отмалчивается минобразования РТ, зачем русским учить татарский и чем полезен опыт Чечни. Часть 2-я.
«Татарский язык и национальное образование в РТ: генезис, вызовы и перспективы» — под таким названием в «БИЗНЕС Online» прошел круглый стол. Участники проанализировали последствия возможного отказа от обязательного изучения татарского языка в школах РТ. О том, почему в республике так и не появился языковой омбудсмен, как объединить татарский язык и цифровую экономику, — во второй части стенограммы встречи в редакции «БИЗНЕС Online».
Участники круглого стола:
- Марат Ибляминов — медиаменеджер, создатель популярной татароязычной радиостанции «Тәртип»;
- Вахит Имамов — писатель, главный редактор газеты «Мәдәни җомга»;
- Дамир Исхаков — доктор исторических наук, член исполкома всемирного конгресса татар;
- Марат Лотфуллин — старший научный сотрудник Института истории АН РТ, кандидат физико-математических наук;
- Табрис Яруллин — председатель всемирного форума татарской молодежи;
- Рустем Бахтиев — один из авторов учебника «Сәлам!», учитель татарского языка и литературы полилингвальной гимназии №180 города Казани, кандидат филологических наук.
Модераторы:
- Руслан Айсин — политолог;
- Рашид Галямов — издатель «БИЗНЕС Online».
ДАМИР ИСХАКОВ: «В НАЧАЛЕ 1990-Х ГОДОВ МЫ ПОЧТИ ДОСТИГЛИ ТОГО, ЧТО ИМЕЛИ В НАЧАЛЕ 1920-Х. НО СЕЙЧАС НАС «РАСШИВАЮТ» ОБРАТНО»
Модератор: Что стало причиной появления известного путинского заявления в Йошкар-Оле? Как вы вообще его оцениваете? Каковы его последствия с учетом сроков, которые даны генпрокуратуре на проверку школ в национальных республиках? Можно ли оценить долгосрочные последствия отмены двуязычия в школе?
Дамир Исхаков: Между языком и ментальностью есть очень тонкая связь. Я хочу привести только два примера, которые будут свидетельствовать о том, что знание татарского языка имеет свою собственную ценность. «Нация» по-татарски называется «милләт». Понятие «нация» идет от nation — это территориально-государственнообразованный народ, если так перевести. А «милләт» — это исламское сообщество, «милләтия исламия». Если внимательно подумать, вы увидите, что есть очень большая разница между категориальными аппаратами. Еще одно такое же понятие, я его как-то приводил: есть Бог — на русском языке, есть наш Аллах, который называется и Тенгри, и Ходай. Вы знаете, Бог триедин, а Аллах — это абстрактная сущность и только в единственном числе.
И если так смотреть за каждым языком, на самом деле за понятийным аппаратом, содержащимся в языке, раскрывается внутреннее содержание. И разные народы, которые имеют собственные языки, мыслят совершенно по-разному. Может быть, многие этого еще не понимают, но на самом дело это очень важная вещь, поэтому потеря татарского языка приведет к тому, что мы свой мир, который скрывается за нашим языком, потеряем. Это философское видение.
Что касается содержательной стороны… Я думаю, что путинское заявление, которое прозвучало в Йошкар-Оле, было тщательно подготовлено его аппаратом. Я внутренний процесс увидел еще гораздо раньше, потому что вместе с ныне покойным Туфаном Миннуллиным участвовал в обсуждении в Госдуме проблемы перехода татарского языка к латинице. Там я увидел, насколько силен шовинизм, который сидел в депутатах, потому что они хотели отбить татарскую попытку изменения алфавита. И сейчас мы имеем политический результат того, что вызревало в российском сообществе. То есть это заявление Путина совершенно не случайное. И для него важно, чтобы прозвучал такой клич: я поддерживаю русских, русский язык. В преддверии выборов для него лично это очень важно, я думаю. Он выбрал такой вариант, и я считаю, что его определенные политические круги поддерживают. Не все, я думаю, в Москве поддерживают, потому что прозвучали и другие возгласы по этому поводу, но выбранная Путиным политическая линия на самом деле является имперской политикой. И, соответственно, нас отбрасывают далеко назад.
Я хочу привести один такой пример: недавно моя аспирантка закончила диссертацию (еще не защитила), которая называется «Нациестроительство в Татарстане в 1920-х годах». Я могу вам сказать, что Татарстан как только был создан, сразу ввел два государственных языка. И сразу начали обучать все народы, не только татар, татарскому языку. Была построена лингвистическая политика. И тогда предполагалось, что в советской России будет реальный федерализм. Одним из признаков было то, что, скажем, наше республиканское министерство образования было республиканским, оно не подчинялось российскому министерству образования. То есть мы всю систему образования хотели выстроить сами и могли (!) в начальный период.
Если эту ситуацию «опрокинуть» на то, что происходит сейчас, то мы в начале 1990-х годов почти достигли того, что имели в начале 1920-х. Но сейчас нас «расшивают» обратно. Если посмотреть политические последствия того, что идет вслед за заявлением Путина и прокурорскими делами, то вопрос же очень просто стоит: русские внутри Татарстана откажутся изучать татарский язык. Следовательно, татарский язык не сможет быть вторым государственным языком, он будет только языком татар.
Табрис Яруллин: Второй государственный. Нет такого понятия как «второй». Он такой же государственный, как и русский.
Дамир Исхаков: Это уже будет не государственный язык, а национальный язык татар. Татарстан теряет один из своих государствообразующих элементов. И, кроме этого, там заложена одна очень отрицательная тенденция: в городских условиях бо́льшая часть детей-татар обучаются в русских школах. Возникает вопрос, как будет выстраиваться система образования в ситуации, когда половина класса — русская — не изучает татарский язык, а часть татарских детей — не все, многие татарские родители тоже отказываются изучать татарский язык — захотят изучать? Каким образом эта штука будет работать в образовательной системе? Одни будут футбол гонять, другие в это время татарский язык изучать, третьи — еще чем-нибудь заниматься? И плюс ко всему возникнет ситуация сегрегации по национальному признаку в школе, чего раньше не было. Потому что когда ты не очень хорошо видишь национальность своего товарища, ориентируешься на его личные качества, в этом есть свои положительные стороны, хотя отрицательные тоже имеются.
Модератор: То есть политика баланса, которую выстраивали в 1990-х, рушится?
Дамир Исхаков: Теряется, рушится. И сейчас я слышал, что наше министерство образования не знает, что делать. Вот эта волна сейчас накатывает. Мы должны каким-то образом дать ответ. И ответа у наших политиков нет. Не зря здесь сегодня отсутствуют представители нашего парламента, министерство образования тоже не представлено. Даже если вы их пригласили, они просто не придут, им нечего сказать.
Модератор: Очевидно, что есть воля царя, и она в нынешних условиях и реалиях реализуется на 100 процентов. Если, конечно, не будет выработана некая неожиданная и продуктивная стратегия.
Дамир Исхаков: Процесс идет.
Модератор: Разве есть какие-то сомнения?
Марат Ибляминов: У меня есть великие сомнения.
Табрис Яруллин: У меня тоже есть сомнения.
Дамир Исхаков: Я думаю, что наши политики ничего не родят. Потому что у них крыть нечем, потому что вот один из татарстанских политиков буквально на днях написал, что в политике важна сила. А разве у татар и Татарстана есть сила противостоять?
Табрис Яруллин: Есть, конечно.
Модератор: Есть такое понятие, как духовная сила.
Дамир Исхаков: По этому конкретному событию нам московскому лому противопоставить нечего. По школьному делу мы отстоять позиции не сможем, потому что лом — он такой. Вы смотрите, как наши политики завязаны на московских делах. А что они могут сделать? Никаких национально-активных сил на сегодня тоже нет, чтобы они могли выйти на улицу, вывести хотя бы 50 тысяч человек, чтобы все сказали: «Нет, это не пройдет». Нет таких сил. Следовательно, по этому пункту будет отступление.
До какого предела, пока сказать невозможно, но последствия будут не те, которые задумали в Москве. И я думаю, что если эта политика будет последовательно реализована, то у ДАИШ (арабское название запрещенной в РФ группировки «ИГИЛ» — прим. ред.) и ей подобных союзников точно прибавится, потому что язык в значительной степени будет загнан в подполье и будут сильные недовольства в обществе. Я хочу предложить пару рецептов.
Модератор: Да, третий вопрос у нас как раз: что делать в этой ситуации?
Дамир Исхаков: Так как против лома нет приема, единственный козырь, которым мы можем обладать и использовать, — это развитие национального самосознания. Оно может протекать не только в языковом лоне, есть другие способы. Конечно, если бы татары были достаточно сплоченной, крепкой нацией, мы бы сразу в ответ сказали: «Ребята, все беремся дружно изучать английский язык». Пусть на нас давят, мы обратим особое внимание на английский язык. Можно было бы создать ряд новых англоязычных школ, где татарский сегмент тоже был бы представлен.
Модератор: Это уже какой-то неконструктивный ответ.
Дамир Исхаков: Не вполне. Потому что у нас есть опыт, ведь здесь не зря говорили о турецко-татарских лицеях. Там главный язык был английский. Вот туда родители валом отдавали своих детей, и не только татары, но и русские тоже хотели обучаться. То есть мы могли бы создать школу иного типа. Один мой друг даже сказал, что татары в республике могли поставить вопрос о создании русскоязычных школ только для татарских детей. То есть если Москва хочет детей отделить, а на самом деле так и будет, отделим детей, создадим отдельные русскоязычные школы, где татарский язык и литература будут преподаваться только для тех, кто там хочет учиться.
Модератор: А остальные?
Дамир Исхаков: Это уже их дело. И для тех, кто с татарами может учиться, необязательно ограничиваться только татарами, могут и русские прийти. Правда, оба варианта слишком крутые для наших политиков. Они, наверное, по этому пути не пойдут.
Модератор: А конструктивные предложения есть у вас? Как расширить сферу применения татарского языка? Вообще, как вы оцениваете перспективы языка?
Дамир Исхаков: Сферу расширить не удастся, потому что это зависит от общего контекста функционирования нашего общества. Оно сейчас построено таким образом, что при отсутствии демократии татарский язык особенно не понадобится.
Один из создателей теории национально-культурной автономии в Австро-Венгерской империи привел такой пример. Когда Австро-Венгерская империя была еще многонациональна, он сказал: «Немец, который живет среди чехов, должен обязательно знать чешский язык». И он объяснял, почему. Потому что там уже была демократия в избирательной кампании. Он говорит: «Если чех знает тот другой язык, он получает выигрыш, потому что у него расширяется политическое поле». А у нас ничего подобного нет. Русский может спокойно без татарского прожить. Он и в парламенте будет, и работу найдет. У него нет необходимости, но если бы существовала нормальная политическая система, русский бы понимал, что половина его избирателей — татары, к которым лучше обращаться на татарском языке. Он бы знал, что среди его персонала будет много татар, которые между собой тоже по-татарски могут общаться. Вот этого нет, поэтому в этой ситуации может быть только такой результат, который сейчас практически реализуется — медленное загнивание.
Модератор: У вас очень пессимистичный взгляд.
Дамир Исхаков: Но реалистический.
МАРАТ ЛОТФУЛЛИН: «Я НЕ ХОЧУ ОБСУЖДАТЬ СЛОВА ПУТИНА»
Модератор: Марат Вазыхович, ваша оценка путинских слов. Какие последствия нас ждут?
Марат Лотфуллин: Я не хочу обсуждать слова Путина. Я хочу обсудить его указание прокуратуре проверить добровольность изучения родных языков и государственных языков республик. В российском законодательстве о добровольном изучении родных и государственных языков республики ничего нет! Я доказательства вам читать не буду. Они имеются.
Дамир Исхаков: Закон, что дышло, как говорили в России.
Марат Лотфуллин: У нас есть два образования. Первое — обязательное. И в общем обязательном образовании есть два допущения — родители могут выбрать язык обучения, то есть учиться на русском или на татарском, если взять Татарстан, и факультативы. А татарский язык и как государственный, и как родной включен в федеральные образовательные стандарты, находится в предметной области, все учебники зарегистрированы, программы официально зарегистрированы. И примерные образовательные программы находятся в обязательной части. Никто их не выбирает.
Кроме того, есть второе поручение руководству республики — довести объем преподавания русского языка до рекомендуемого министерством образования. Минобр РФ рекомендует объемы преподавания русского языка в примерных образовательных программах. Каким образом? Оно приводит примерный учебный план. Они указаны там в различных вариантах и в различных объемах. Но в федеральных образовательных стандартах нет никаких часов, ни по одному предмету учебные часы не представлены. Это определяет сама образовательная организация, то есть школа. Единственное требование — чтобы знания учащихся удовлетворяли требованиям федеральных стандартов. Этот уровень знания проверяются путем проведения ЕГЭ.
Кроме того, в законе об образовании есть отдельная статья. Ни федеральные органы власти в области образования, ни муниципальные, ни региональные не могут изменять учебный план школы, законом запрещено. Кроме того, хочу обратить ваше внимание на Гражданский кодекс РФ, там есть пункт 3 «О законодательстве РФ», где сказано: «Указы президента и распоряжения президента, противоречащие законодательству РФ, не исполняются».
Дамир Исхаков: Указа пока нет.
Марат Лотфуллин: О распоряжении там тоже говорится.
Модератор: То есть вы считаете, что это распоряжение не будет реализовано?
Марат Лотфуллин: Я думаю, что в Республике Татарстан государственные органы могут железно стоять на том, что у нас закон РФ не нарушается.
Дамир Исхаков: Есть в этой ситуации одна тонкость, о которой вы не хотите сказать. Там есть воля родителей — родители выбирают.
Марат Лотфуллин: Где в законе воля родителей?
Дамир Исхаков: Путин как раз апеллирует к родительскому мнению.
Марат Лотфуллин: Воля родителей учитывается через законы. Потому что органы управления образования, образовательные учреждения и их директора подчиняются закону, они не имеют права нарушать его.
Дамир Исхаков: Рустем Бахтиев тут сказал, что со стороны родителей вообще нет сопротивления к изучению татарского языка. Нет ни одного нормального социологического исследования, которое показало бы, сколько русских хотят, чтобы их дети изучали татарский язык.
Модератор: Но вот же практик говорит, что протестов в школе совсем нет.
Рустем Бахтиев: Вообще нет.
Марат Лотфуллин: Я встречался с русским обществом, там требуют иного — чтобы татарский язык как государственный стал факультативным, потому что в этом случае его уже можно будет выбирать законно. А сейчас выбирать не могут, потому что он в основной части по закону федеральных образовательных стандартов. Кроме того, каковы перспективы татарского языка, можно ли расширить сферу его применения? Конечно, можно. Главная проблема — у татар нет городской татарской культуры. Что взять телевидение — это чистая «деревня», что взять школы — они туда лапти свои вешают, хотя у татар были ханы, они никогда в лаптях не ходили.
Марат Ибляминов: А концерты?
Марат Лотфуллин: Концерты — это уже последствие.
Табрис Яруллин: У вас (обращается к Марату Ибляминову — прим. ред.) очень силен популизм. Все, что популярно ругать — эстраду и все остальное — вы ругаете.
Марат Лотфуллин: Что значит популярно? Оно популярно у части населения, но для огромных масс городских детей-татар и элиты это абсолютно не интересно, чуждо. Телевидение современную татарскую молодежь не пускает, говорят, мол, это не татарское. А кто знает, что татарское, а что не татарское? Да никто. Потому что татарский народ развивается как и все народы, он идет вперед. И часть городской культуры развивается где-то в среде интернета, у них там свои сайты, свои песни сочиняют. Тут есть еще и политическая цензура. По телевидению можно говорить только про урожай, а про актуальные вопросы — нельзя.
Модератор: Это самоцензура.
Марат Лотфуллин: Еще какая цензура! Вот человека, работавшего на телевидении, спросите, есть ли она там?
Марат Ибляминов: Никто не в состоянии запретить делать интересные передачи.
Марат Лотфуллин: Конечно. Никто не в состоянии запретить — но кто их будет делать?
Марат Ибляминов: Это вопрос профессионализма.
Марат Лотфуллин: Далее. Что будет с образованием? Премьер-министр Песошин заявил, что русский язык будет доведен до необходимого объема, но он не говорит, за счет чего. У нас есть проблемы в 5–7 классах. Там количество учебных часов до рекомендуемых минобром не доведены, хотя у нас результаты по русскому языку очень хорошие, мы уступаем здесь только Москве, а Петербург опережаем на один балл. По уму, наш опыт надо распространять по всей России: мы, тратя меньше средств, достигаем лучших целей. Но премьер-министр заявил, что доведет русский язык до рекомендуемого уровня, добавится два часа русского языка в 5-7 классах. Но есть СанПиН — количество предметов нельзя добавлять свободно, значит, у кого-то придется отобрать.
Модератор: Информатику уберут.
Марат Лотфуллин: Нет, скорее всего, уберут татарский язык — у нас есть один «никому не нужный» предмет. Есть еще три часа физкультуры, ОБЖ — там много «ненужных» предметов.
Руслан Айсин: Но их же не могут убрать из учебной программы. Регион может варьировать?
Марат Лотфуллин: Регион не может, может только школа. Кстати, у регионов вообще нет никаких прав в области образования. Регионы не могут утверждать ни учебники, ни программу, ни даже рекомендовать — вообще ничего. После 2007 года все полномочия Федерация взяла на себя — она и определяет и учебные программы, и учебные планы, и учебники.
Табрис Яруллин: Получается, образование сейчас как прокуратура.
Марат Лотфуллин: Если прокуратура, несмотря ни на что, додавит, так как у них есть право написать предписание… Я посмотрел, какова ситуация в Башкортостане — там ссылаются на 44-ю статью закона об образовании, где написано, что родители могут выбрать факультативы. Ссылаясь на эту статью, говорят, что насильно изучается родной и государственный язык. Если и нам вынесут такое предписание, худшим вариант будет то, что татарский язык станет факультативом. В татарских школах он будет преподаваться как родной язык, во всех остальных — факультатив. Кто захочет, тот выбирает и учит. Это будет уровень 1980-х годов.
Модератор: Откат?
Марат Лотфуллин: Да, откат. Но при этом только в Казани будут сокращены 800 учителей татарского языка. Если прибавят два часа русского языка за счет татарского, то будут сокращены примерно 450 учителей татарского языка.
Модератор: Отправим их в регионы, где не хватает преподавателей. В Пермь, например.
Марат Лотфуллин: Но у вас нет никаких инструментов отправлять людей куда-то — ни у министров, ни у президентов…
Модератор: Им предложат там работу.
Марат Лотфуллин: А они откажутся. Мы из деревень принимаем студентов с желанием отправить их потом обратно, но из Казани обратно никто не уезжает, даже в Челны обратно никто не уезжает.
ТАБРИС ЯРУЛЛИН: «НЕ БУДЕТ ТАТАРСКОГО ЯЗЫКА — НЕ БУДЕТ ТАТАРСТАНА. ЭТО ОЧЕВИДНО»
Модератор: Табрис, какие последствия могут быть от того, что прокуратура издаст предписание? Вообще, есть ли во всемирном конгрессе татар молодежная секция, которая также могла бы реагировать на эти вопросы?
Табрис Яруллин: Мы стараемся оперативно отвечать, реагировать и давать рецепты. Думаю, что и в этом вопросе мы с молодежью оперативнее всех высказали свое мнение, потому что очень много времени проводим в интернете, где видно, что после высказывания Владимира Владимировича пошла волна ксенофобских высказываний. Мы постарались высказать свое мнение. Я видел, как формируется ответ, были ксенофобские высказывания, мол, «нам татарский не нужен», «зачем нам этот татарский», «где он вообще нужен» и так далее. Представьте: высказаться о целом пласте культуры, о языке, что это все не нужно! Это все равно, что сказать человеку: «Ты зачем вообще нужен этому миру?».
Модератор: Нет, люди говорят: «Мне не нужен». Татары, изучайте, мы не против. Но мне, русскому, татарский не нужен.
Табрис Яруллин: Это ксенофобские высказывания.
Модератор: Почему? Человек ведь про себя говорит. Ксенофоб — это если он говорит про других.
Табрис Яруллин: Когда человек говорит, что пойдет пить-гулять, отмечать отмену татарского, потому что он «на фиг не нужен», это явный оттенок бытового шовинизма. Почему я заостряю на этом внимание — важно сразу поставить диагноз, пока это не превратилось в настоящую болезнь, которую уже невозможно предотвратить. Мы это особенно остро ощущали, потому что видели ситуацию в интернете. Пошла такая волна, и пошла обратная волна. Мы знаем, что есть группа русскоязычных родителей, я посмотрел — там очень остро высказываются пять-шесть человек. Среди комментаторов большинство пустых аккаунтов, которые не ведутся долгие годы.
Модератор: То есть это некая PR-кампания?
Табрис Яруллин: Да, там фейки в основном. Я не говорю, что там нет реальных людей, но это все конкретно сдобрено. Когда в русскоязычных группах было 3–4 тысячи человек, появилась группа и татароязычных родителей, представьте — за три дня туда подписалось три тысячи человек! Я не понимаю, откуда пошла такая огромная волна. Мы фактически призвали родителей к диалогу. Мы сказали, что ситуация, когда один говорит одно, а второй отвечает на это другим, ненормальна, — по крайней мере, для Татарстана. На уровне сообществ, например, наши ребята помогают проводить Духов день, это совершенно нормальный культурный обмен.
Модератор: Вопрос был все-таки в другом: зачем русскому татарский? Не хочет — пусть не учит. Все-таки какова позиция всемирного форума татарской молодежи? Зачем навязывать?
Табрис Яруллин: До уровня «хочу — не хочу» лучше вообще не скатываться, потому что это превратится… Надо сравнить: есть регионы, где татарский язык не изучается, где вообще другие региональные языки не изучаются. Что, там с русским языком лучше? Что, там одни Пушкины выпускаются? Это что, генерирует интеллигенцию? Нет, на самом деле, наоборот, другие языки дают мозгу быстрее работать. Татарский язык — это государственный язык. Для меня очевидно: не будет татарского языка — не будет Татарстана. Это очевидно. Если хотим потерять республику, если хотим потерять татарскую идентичность, давайте сдадим татарский язык.
Марат Лотфуллин: Я хочу сказать следующее: добровольное изучение государственных языков республики — это антиконституционное высказывание. Потому что если вы откроете Конституцию, то увидите, что она разрешает всем республикам объявлять свои государственные языки. Кроме того, изучение этих государственных языков происходит согласно законодательству этих республик. Это Конституция РФ.
Модератор: Табрис, есть какие-то идеи, как сделать язык востребованным? Более современные технологии?
Табрис Яруллин: Да, идей полно. Мне кажется, эту ситуацию можно обернуть в пользу татарского языка. Как здесь уже говорилось, есть ребята, которые сделали новый учебник «Сәлам!». На самом деле, мне было тяжело слушать предыдущих спикеров, потому что я всегда, когда нахожусь в такой компании, слышу очень много пессимистичных высказываний, очень много ностальгических высказываний: как было хорошо тогда, был такой подъем и так далее, а конкретных рецептов мало. Всегда говорят, как надо делать. А кто будет делать? Мало тех, кто говорит: «Давайте я это сделаю. Как надо делать… Кто будет делать… Давайте я это сделаю!» Таких ребят у нас очень мало и с ними нужно работать.
Во-первых, поддерживаю Марата Вазыховича в плане городской культуры, ее надо поддерживать, формировать, она существует как субкультура. Есть очень много сообществ, их надо поддерживать. Кто-то должен поддерживать ногами — идти туда, смотреть, слушать, подписываться. Если они что-то продают — покупать, если это культурный продукт — билеты покупать. Если ты принимаешь в этом участие, принимаешь решения, то, естественно, городским сообществам надо помочь развиваться и развернуться. Потому что пока это субкультура, нужно шагнуть в городскую культуру. Это общие вещи.
Естественно, необходимо, чтобы все, что нас нас окружает, было на татарском. Чтобы татарский язык не остался только в домах культуры, в учебниках татарского языка, в классах татарского языка. Все, что нас окружает, должно быть и на татарском языке, чтобы человек этим пользовался ежедневно, потому что сейчас эта грань между татарами, русскими и всеми остальными стирается, идентичность стирается. Например, мы смотрим фильмы, значит, он должен быть и на татарском языке — это же очевидно. Есть мультики — значит, и на татарском должны быть.
Модератор: Мы об этом писали: выходит «Игра престолов» — сразу же автоматически перевод в интернете вывешивается. Также и с любыми популярными сериалами.
Табрис Яруллин: Да, возможно.
Модератор: Но это должна быть госпрограмма.
Табрис Яруллин: Хоть госпрограмма, хоть энтузиасты…
Модератор: Силами энтузиастами этого сделать невозможно.
Марат Ибляминов: Один Сабантуй не провести.
Табрис Яруллин: Это популистский рецепт. Городские сообщества, остальные вещи, связанные с современностью, — все должно быть на татарском языке. И третье — нам катастрофически не хватает открытых татарских структур, каких-то обыденных вещей. Вот мы говорим: вывески, все остальное переводить надо. Кто будет переводить? Институт языка и литературы? Ну не знаю. Курсы, говорят, КФУ раз в год проводит — 800 человек собралось. Но нет открытых структур и переводческих центров, колл-центров — таких открытых структур, где каждый может получить эти переводческие услуги, где ему помогут изучить татарский язык, где есть круглогодичный языковой курс.
Марат Лотфуллин: Юридические, медицинские, садоводческие — их полно тут.
Табрис Яруллин: Нет, я имею в виду именно обучение татарскому языку. У нас всегда спрашивают: «Есть курсы?» Мы говорим: «Российский исламский институт и филологический институт организуют один раз в год, и „Ана теле“ в интернете». Этого недостаточно, неужели нельзя сделать, чтобы три человека сидели где-то, чтобы у них была витрина, как у English First, чтобы человек пришел, сразу оценили его уровень владения и с ним работали, он получил сертификат — кто-то три месяца обучался, кто-то пять. Возможно ли это в больших городах? Возможно. Изменит ли это ситуацию? Я более чем уверен, что этим ситуацию можно изменить. Открытых структур не хватает. И бизнес всегда говорит: кто мне переведет? Бизнесмен сам переводит, потом его наши же гнобят: «Ты как написал? Неправильно написал!» Граммар-наци набегают.
ВАХИТ ИМАМОВ: «ПУТИН НЕ ПОДУМАЛ, ЧТО ЕГО СЛОВА МОГУТ ВЗБУДОРАЖИТЬ, РАСКОЛОТЬ ОБЩЕСТВО»
Модератор: Вахит Шаехович, оцените высказывание Путина.
Вахит Имамов: Во-первых, я высказывания Путина, естественно, не одобряю. Он не подумал, что его слова могут взбудоражить, расколоть общество, плюс дать питание и подпитку еще большим шовинистам. Наглядный пример: сегодня татарская молодежь, татарская общественность даже представить себе не может, а в Москве уже идут молодежные демонстрации, которые кричат: «Варшава — город русский!», «Берлин — город русский!», «Минск — город русский!», «Киев — город русский!», «Стамбул — город русский!», «Наши „Миги“ сядут в Риге, наши танки будут в Праге!»
Модератор: Где эти марши проходят?
Вахит Имамов: В Москве, видео в интернете есть.
Руслан Айсин: Противники «Матильды».
Модератор: Если поручение Путина все-таки реализуется, какие последствия будут?
Вахит Имамов: Хочу еще немного добавить по первому вопросу: достигли ли мы двуязычия за 25 лет? Нет. Мы ударились в шоу: песни-пляски, Сабантуи, хорошо живем — как будто мы суверенитета достигли, себя этим успокоили. Хорошо живем.
Президент каждую субботу на каждом совещании от глав районов требует отчет: почему у него молока меньше стало, сколько корма заготовили, сколько засеяли. Первые лица районов за все дают отчет. Но никто никогда ни при Шаймиеве, ни при Минниханове не спрашивает, почему из 43 районов в 14 в райцентрах до сих нет татарских гимназий, татарских школ? Почему никто у Фатиха Саубановича Сибагатуллина не спрашивал, когда он сидел в Нурлате и не открывал гимназию? Он-то себя в грудь бьет, что националист.
Понимаете? Мы не добились, мы проспали, мы этими годами не воспользовались, мы себя утешили, обманулись — эйфория. Что лично меня задевает как писателя, я ощутил отсутствие книжных магазинов в районах республики — сегодня они есть только в 14 районных центрах, а были в 27. Их открыли, но они опять работают не по назначению. Например, в Мамадыше в книжном магазине продают прополис, другие продукты из меда. В Челнах в татарских книжных магазинах сделан акцент на мусульманские товары: тюбетйки, шамаили и как бы между делом — книги. Это не второстепенный вопрос, потому что учителя начальных классов и воспитатели детских садов никогда не смогут выехать в город, в Казань, чтобы купить для детей книги для своего урока. Не каждый учитель, например, из Актанышского района, может приехать в Казань и купить на год 50 книг.
Я точно знаю, что директор школы родной деревни Ангама Атнабаева (Татышлинский район Республики Башкортостан — прим. ред.) — у него жена из Арского района — приезжает к своему свекру и увозит к себе домой по 250 книг. Но не каждый так делает, это единицы, он, может быть, на весь Башкортстан такой один.
Марат Лотфуллин: Он не должен этого делать.
Вахит Имамов: Он патриот, он привозит книги на татарском языке.
Марат Лотфуллин: Он не патриот, он просто не читал законов РФ: у нас образование бесплатное, и районные отделы образования должны закупать эти учебники.
Вахит Имамов: Я не об учебниках говорю, а о художественной литературе.
Марат Лотфуллин: На художественную литературу в школах тоже деньги выделяются.
Модератор: Вахит Шаехович, какие у вас конкретные предложения?
Вахит Имамов: Мы многого недоделали за эти 25 лет, себя успокаивать не надо, что достигли потолка. До потолка еще далеко. Мы должны не прекращать бороться за открытие национальных школ, мы должны добиться, чтобы в каждом райцентре были такие школы.
Марат Ибляминов: Добиваться у кого?
Вахит Имамов: У власти, у администрации районов, например. По телевидению — мы так и не добились за 25 лет создания отдельного чисто татарского канала.
Модератор: Есть у нас татарский канал, два даже: ТНВ и ТНВ-Планета.
Вахит Имамов: Я говорю о федеральных каналах.
Табрис Яруллин: Такой рецепт не работает, когда татары хотят отделиться, быть аборигенами, татар в отдельные школы, отдельный канал для татар. Нет такого рецепта, он сейчас не работает. Поймите, пожалуйста.
Марат Ибляминов: Поляризация общества, которое через несколько лет превратится в баррикаду.
Вахит Имамов: Тогда мы потеряем все. Склоним голову и все.
Табрис Яруллин: Я не говорю, что склоним голову, я говорю, что такой рецепт не работает. Такая форма не работает.
Вахит Имамов: Я за то, чтобы создавать чисто татарские гимназии, преподавать на нескольких языках, чтобы доказать, что татары могут достичь большего по сравнению с рядовыми школами, которые сегодня действуют.
МАРАТ ИБЛЯМИНОВ: «НУЖНО ОТДЕЛИТЬ ПРОБЛЕМУ ТАТАРСКОГО ЯЗЫКА ОТ ТОЙ ШУМИХИ, КОТОРАЯ ВОКРУГ НЕГО СУЩЕСТВУЕТ, КОТОРУЮ СОЗДАЮТ ПОЛИТИКАНЫ»
Модератор: Марат, ваша оценка — что случится, если будут реализованы указания Путина?
Марат Ибляминов: Я хочу возразить всем присутствующим здесь, которые высказывали, что федеральный центр, президент Путин и правительство якобы ведут агрессивную русскую, шовинистическую политику. Это неправда. И я с этой позицией категорически не согласен. Я могу обосновать ее фактами. Первое: если заявление, которое было сделано в июле 2017 года, всколыхнуло такую массу, что, до этого не существовало проблем с изучением татарского языка? Существовало. В 2015 году мы имели протестную активность с плакатами и так далее, 200–300 человек вышли на Кремлевскую улицу, имели протестную активность со стороны русскоязычного населения? Имели.
Табрис Яруллин: Один раз.
Марат Ибляминов: Нет, Табрис, вы не знаете ничего. Самое страшное, что среди 200–300 так называемых русскоязычных людей, около 70 человек стояло татар. Татар, которые были против насильственной методики обучения языку. До этого, в 2012 году была протестная активность и были плакаты. Количественный состав был меньше, там порядка 50 человек собрались, и тоже была протестная активность. В 2010 году была протестная активность, в 2008 году я впервые столкнулся с протестной активностью против насильственного изучения татарского языка в общеобразовательных учреждениях.
Табрис Яруллин: Насильственно…
Марат Ибляминов: Насильственно — формулировка была именно такая.
Протестная активность была заложена в 2008 году, вот с этого времени в огромном количестве в администрацию президента РФ из Татарстана и других регионов поступали жалобы. К 2017 году количество жалоб достигло критической массы, и поэтому это все вышло. До этого были спущены рекомендации из минобра о приведении в соответствие норм по изучению русского и татарского языка, всех национальных языков, чтобы уравнять в правах, раз вы о двуязычии говорите. Были и другие директивы, которые были проигнорированы. Если вам эти факты не известны…
Табрис Яруллин: Это не факты. Вы скажите, сколько жалоб было? Знаете, сколько было жалоб в прокуратуру от родителей?
Марат Ибляминов: Я вам сейчас еще скажу…
Табрис Яруллин: Сколько? Цифру назовите?
Марат Ибляминов: Тысячи. В Москву — тысячи.
Табрис Яруллин: У меня есть конкретные данные из прокуратуры, мы у них спросили: за все это время к ним поступило всего два (!) заявления об отказе обучения татарскому языку от родителей.
Марат Ибляминов: Жалоб было очень много, очень много было в соцсетях и всего остального.
Табрис Яруллин: У вас цифра — «тысячи», а я говорю конкретные цифры — два. Два заявления.
Марат Ибляминов: Извините, если у нас только на митинг 300 человек вышло…
Поэтому, первое, что нужно сделать для развития и сохранения татарского языка — отделить языковую проблему от политиканов, популистов, шовинистов, националистов, которые примазались к этой проблеме и делают себе на этом псевдопопулярность. Вот это самое главное, что должны понять все, в том числе и татары, правительство, общество и интернет-сообщество — нужно отделить проблему татарского языка от той шумихи, которая вокруг нее существует, которую создают политиканы. Это первое.
Второе, для решения проблемы в 2010 году… Я вот вам сейчас одну вещь покажу, почему я принес эту игрушку, вот смотрите. Мы нажимаем на кнопочку «буква А», нажимаем… Что вы услышали? Буква А — элиф: ее произношение, написание, тактильные ощущения и так далее. Я такую игрушку случайно в Эмиратах своей дочери купил в 9 месяцев. Вы знаете, с этой игрушкой…
Табрис Яруллин: Татарский вариант купили?
Марат Ибляминов: В 1,5 года, увидев кузнечика, она сказала: «Әтика, жундук!». Я был в шоке. В 1,5 года она на арабском языке сказала «жундук».
Марат Лотфуллин: И на татарском такое есть.
Марат Ибляминов: Татарский, да? Я в 2010 году записал видеообращение, меня мутузили и пинали, отправляли к Гильмутдинову Альберту Харисовичу, отправляли к Никифорову и так далее. И все говорили: «Нет, это не реально». Масару Ибука, основатель корпорации Sony, в своей книге «После трех будет поздно» пишет: «В три года языки учить уже поздно». Поэтому вот такая игрушка с татарским алфавитом позволяла бы с 9 месяцев, имея тактильные ощущения, имея образовательные навыки и прочее., освоив просто вот эту игрушку… Здесь еще время, цифры, все остальное. Я что хочу сказать: если бы на самом деле наш IT-парк, мощности наших инвестиционных центров, Иннополиса направили бы свои усилия на развитие вот таких интерактивных игр для детей… Они же идут сразу на высшую ступень — они для iPad создают, но для 90 процентов населения iPad недоступен.
Модератор: А для iPad они что создали?
Марат Ибляминов: А для iPad они пишут какие-то приложения, например «Тәмле тел», которая начиная с седьмой версии iOS не поддерживается. То есть деньги были потрачены, много миллионов, и выброшены в никуда. «Тәмле тел» — детская обучающая программа для iPad. В восьмой версии «Тәмле тел» уже не поддерживается. Каждый выпуск стоил более 5 миллионов рублей — 40 миллионов в никуда.
Табрис Яруллин: В Android тоже есть такое приложение.
Марат Лотфуллин: Какое отношение это имеет к образованию?
Марат Ибляминов: Ребенок, начав изучать подобного рода игрушку, к трем годам — к поступлению в детский садик — уже овладел бы базисом в 300–400 слов, в том числе и его родители овладели бы. Ребенок пришел бы в группу подготовленный. Там он продолжает обучение в игровой непринужденной форме. И тогда русскоязычный мальчик Артем или Сережа приходит в первый класс с базисом в 600–800 татарских слов. Для него татарский язык не становится чуждым.
Необходимо сделать уроки татарского языка интересными, программу поменять. Изучать татарский язык в разрезе изучения сингармонизмов тюркской группы языков, в том числе захватывая узбекский, туркменский, азербайджанский, турецкий и так далее. Для чего это нужно? Чтобы мальчик Матвей, приехав после окончания 3-го класса со своими родителями в Турцию — а дети ведь по-своему тщеславны, они просто не понимают цену тщеславия, но они тщеславны — они хотят быть на виду. Вдруг мальчик Матвей обменялся бы с турком тремя-четырьмя фразами на турецком языке: попросил бы себе еду, арбуз или еще что-нибудь в этом отеле. Я просто сейчас говорю о популистских таких действиях. И что, вы знаете, случилось бы?
Модератор: Чтобы мотивацию повысить.
Марат Ибляминов: Оксана и Валера — родители этого мальчика, задали бы ему вопрос: «Матвей, ты где это все освоил?» А он бы сказал: «На уроках татарского языка». Они бы сказали: «Так, в 5-м классе тоже учишь татарский». Вот мотивация, вот наличие среды и так далее. Изучение любого языка развивает в головном мозге любого человека нейронные связи между полушариями. Человек, знающий пять-семь языков, редко страдает болезнью Альцгеймера. Это известно многим и знают об этом все. Поэтому если мы изменим методику преподавания татарского языка, с 1-го по 4-й класс будем давать его без всяких оценок, без двоек, без падежей и склонений, тогда уроки татарского языка с 1-го по 4-й класс станут самыми любимыми и самыми желанными. Такими, например, как уроки пения, физкультуры, рисования — дети туда бегут. Пусть они делают поделки, нужно изменить смысловую нагрузку уроков татарского языка и добавить туда психологические аспекты, тесты, вырезание ножницами, пение песен, хождение хороводом, елочкой, лесенкой, в том числе изучение национального танца Әпипә, когда Флера Хурматова заиграла, чтобы четырехлетний мальчик мог сплясать. Независимо от его национальности, он здесь живет, он умеет это делать. Вот тогда уроки языка станут желанными. Это раз. Мы снимем протестную активность — это два.
Я в 2010 году взял и перевел несколько навигационных систем на татарский язык, и просто так выложил пакеты. Я не делал пресс-конференций в Иннополисе, об этом громко не трубил. Просто сделал, и все. И вот таких энтузиастов, как я, очень много.
Табрис Яруллин: Да, таких много.
Марат Ибляминов: Но на них не обращают внимания. Мне сейчас пишут — вот, «Тартип» закрыли и так далее. Я говорю, в свете закрытия этого я предлагал сделать следующее: есть Государственный фонд РТ — записи с 1937 года. На сегодняшний день безосновательно ими пользуется только одна радиостанция в Татарстане. Даже работая в системе «Татмедиа», я не смог добиться того, чтобы Госфонд стал открытым. Мы везде на весь мир кричим, что наши мощности IT-парка фантастические, что мы обладаем умопомрачительными вычислительными возможностями и прочее и тратим их на какие-то блокчейны. Почему не существует в свободном доступе оцифрованный национальный фонд РТ, к которому бы имели доступ татары, живущие в Австралии, в Японии, в Америке, в Турции, в любой точке?
Табрис Яруллин: Да и не только татары. Все имели бы доступ.
Марат Ибляминов: Почему я об этом говорю: сейчас все говорят о цифровой экономике, о digital и прочем. Вот, навигация на татарском языке — это тот же digital в оффлайне, о котором все говорят, но никто не знает как им воспользоваться. Появление Госфонда в свободном доступе привело бы к тому, что у нас есть несколько десятков энтузиастов с опытом работы на радио, которые хотели бы создать новое радио. Один десятимиллионный сабантуй пустить на гранты на поддержку. Есть музыкальная база, если ты создаешь джингл, упаковку эфира, и все остальное, ты получаешь небольшой грант, пусть будет 150 тысяч рублей в год. Это нормальная зарплата, которая могла бы послужить для поддержки штанов редактору. Так вот, стоимость одного сабантуя могла бы привести к тому, что у нас в онлайне появилось бы 50–60 новых радиостанций.
Модератор: Все правильно. А для этого что нужно? Политическая воля?
Марат Ибляминов: Нужна политическая воля и содействие. Мы гордимся нашим «Таттелекомом», но почему бы «Таттелекому» поставить сервера не для блокчейна, а для развития вещательной сети онлайн радиостанций? Их бы штук 30–50 появилось дополнительно. Потеряв одну станцию, мы бы получили в интернете 50, причем со временем они бы очень четко разделились: молодежная, ретро, для такой, такой и такой аудитории.
Более того, у нас есть огромный потенциал, который называется «культура РТ» — наши театры. Потенциал: вот они — Тинчуринский, Камаловский и другие — с мая по октябрь в отпуске, артисты не знают, куда себя применить. Дайте маленький грантик на запись аудиокниг Абдуллы Алиша, Тукая, Хади Такташа, Тинчурина. Если ребенку в 3-м или 5-м классе тяжело читать, но у них у всех есть смартфоны, — вот тот самый digital, о котором много говорят на высоком уровне, но не знают, как к нему применить. Создайте аудиокниги.
Модератор: Все правильно, таких идей можно сто привести. Вопрос, кто должен запустить все эти механизмы? Марата Ибляминова сделать во главе Татмедиа? Или вице-премьером по идеологии? Или в Госсовет избрать? Поможет ли политическая воля, если у народа нет ее?
Марат Ибляминов: Нет. Язык будет сохранен только в том случае, если у него появится среда. Формирование среды — это государственная задача. Соответственно, мы сейчас можем дать только наши рекомендационные пожелания, которые могут быть учтены в той работе.
Модератор: С точки зрения экспертной оценки перспектив вообще, где должна появиться та волевая точка, чтобы запустить, в принципе, очевидные вещи, которые лежат на поверхности? Ведь то, что мы говорим, — это все очевидно, можно было и год, и пять лет назад, и семь сделать. Значит, что-то отсутствует, где-то на уровне воли власти, кто это — минкульт или Госсответ — кто не дорабатывает? У нас же приоритет на экономике, а не на идеологии. Может быть здесь проблема?
Марат Ибляминов: Я уже в начале своего выступления сказал, что поручение Путина вскрыло давнюю проблему, которая копилась у нас, и кроме нас эту проблему никто не решит. Здесь нет ни давления Москвы, ни всего остального.
РУСТЕМ БАХТИЕВ: «ПОЛОЖЕНИЕ У НАС НЕ ТАКОЕ ПЛОХОЕ»
Модератор: Все, спасибо. Рустем Флусович, если можно, дайте оценку ситуации, которая сложилась после выступления Путина. Наверняка вы, как работающий в школе, почувствовали какие-то изменения? И что может случиться, если все-таки будет отменено обязательное изучение татарского языка? Ваша экспертная оценка.
Рустем Бахтиев: В гимназии, где я работаю, такого сильного резонанса, так чтобы родители массово отказывались от татарского языка, — этого ничего нет. В сети, конечно, появилась информация, что в Челнах родитель одной ученицы якобы добился отказа от изучения татарского языка и литературы. Однако у нас в гимназии все спокойно. Но могу предположить, что если, например, оставят на добровольный выбор татарский язык и предложат в это же время изучение английского, немецкого или китайского языка, то многие русскоязычные родители точно не будут выбирать татарский язык, и часть татароязычных родителей, наверное, тоже спокойно выберет другой язык, не татарский. То есть все это постепенно приведет к абсолютно несерьезному отношению к языку половины населения Татарстана и выдворению татарского языка из стен школ.
Пока все постепенно движется в этом направлении. Говорят, что после нового года в среднем звене произойдет сокращение уроков, в 10–11 классе татарский язык и литература вообще останутся на усмотрение директоров школ, а в начальном звене изменений не будет. Реальность наша такова. Пошаговое выдворение родного для меня языка из системы образования, несомненно, отразится на нескольких поколений татар. Однако, я думаю, самосознание народа сохранится, оно будет просто русскоязычным. Но татары татарами останутся. То, что в душе у человека, невозможно ведь вот так просто взять и отменить. Вот такое ощущение есть.
А что касается практической стороны, очень радует деятельность татарской молодежи, очень интересные проекты делают. Через эти проекты происходит популяризация всего татарского. И, вообще, на основе закона двуязычия в Татарстане, можно же все подряд переводить на татарский язык. Также создавать нечто свое, оригинальное. Если вот это хотя бы делать на всю мощь, то уже будет какое-то расширение функциональности языка. Есть ли, вообще, орган, контролирующий двуязычие в Татарстане. Есть такой?
Марат Лотфуллин: Прокуратура.
Рустем Бахтиев: Без господдержки сейчас сложно… Государственные языки есть, мы это заявляем во всеуслышание, а орган, который бы проверил?..
Табрис Яруллин: Прокуратура это, специального органа нет.
Рустем Бахтиев: А омбудсмен? Было такое предложение.
Марат Лотфуллин: Омбудсмена не пропустили, мы попробовали провести его в программе по языкам — в аппарате президента выступили категорически против.
Рустем Бахтиев: Возвращаясь к теме методики преподавания татарского языка и литературы, я еще раз повторюсь, что в начальной школе проблем нет, там действительно очень интересно и ученикам. Я надеюсь, что министерство образования продолжит такие проекты, как «Сәлам!», и в среднем звене также появятся новые, красочные и интересные для тинейджеров XXI века учебники. Тогда и в среднем звене проблема с татарским языком, я думаю, определенно решится. То есть уроки будут на много интереснее, с использованием интерактива. Будет больше общения, меньше грамматики. Хочется, конечно, большего. Было бы идеально, если бы у нас заработали вузы на татарском языке. Тогда бы все школы и гимназии со статусом татарских спокойно, без показухи, преподавали бы все предметы на татарском языке. Это, конечно, мечта, которая тянется с 1990-х годов. Это реально или нет? Не знаю.
Модератор: Частный вуз? Частный же никто не запрещает.
Марат Лотфуллин: Частный никто не запрещает. Но вы должны получить аккредитацию, чтобы выдавать дипломы. А чтобы получить аккредитацию, в законе об образовании есть маленькая строчка: высшее образование должно быть на русском языке.
Модератор: А как еврейский университет в Москве существует?
Марат Лотфуллин: Почему бы не существовать. Можно любой открыть: азербайджанский, турецкий. Это же названия. Вы же содержания не знаете.
Модератор: На двух языках.
Марат Лотфуллин: Да, на двух можно.
Руслан Айсин: То, что можно Юпитеру, нельзя быку.
Рустем Бахтиев: Действительно нельзя сказать, что нет опыта таких школ, где готовили бы полилингвальную элиту для Татарстана. Вот, например, система лицеев в Татарстане хорошо работает. У некоторых из них, например у лицея-интерната №2, за плечами 25-летний опыт. В Актаныше есть лицей, где предметы преподают на татарском, и это пример того, что…
Имам Вахитов: Но ему всего 5 лет!
Рустем Бахтиев: Пусть. Результаты рано или поздно будут.
Вахит Имамов: И там предметы уже перешли на русский язык.
Марат Ибляминов: Все зависит от того, желаешь ты или нет. Радио «Тартип» получал лицензию как русскоязычная спортивная радиостанция. И три года проработала как татарская.
Рустем Бахтиев: Можно я завершу. Я считаю, положение не такое уж и плохое. Мы можем говорить, обсуждать, что-то на своем уровне решать. Все в наших руках. Надо просто сесть, включить мозги и работать.
РУСЛАН АЙСИН: «ЭТО БЫЛА СПЛАНИРОВАННАЯ КАМПАНИЯ, НАЧАВШАЯСЯ НЕПОДПИСАНИЕМ ДОГОВОРА, БАНКОВСКИМ КРИЗИСОМ, ЗАКАНЧИВАЮЩАЯСЯ ЗАПРЕТОМ ТАТАРСКОГО ЯЗЫКА»
Модератор: Спасибо! Руслан Айсин — завершающее выступление.
Руслан Айсин: Я считаю, что выступление Путина действительно было подготовлено Кириенко. Это была спланированная кампания, начавшаяся неподписанием договора, банковским кризисом, заканчивающаяся запретом татарского языка в школе, потому что у татар язык несет сакральный смысл. Никто не придирается к Чечне, никто не придирается к Юнус-беку Евкурову в Ингушетии. Уж поверьте, там такая ингушетизация и чеченизация, что нам и не снилось. Ни один чеченец за круглым столом не будет говорить: «Все правильно, нас лишают чеченского языка». Это другое ментальное пространство.
Путин — человек рациональный. Путин никогда не будет реагировать на какие-то заявления в прокуратору. После выборов сотни тысяч заявлений о нарушениях посыпались. Что, Путин обращает на них внимание? Да никогда. Путин действует рационально. Есть личные темы между Кириенко и Татарстаном — да, там особая химия. Путин не вникает во все вопросы, это понятно, ему просто подсунули, сказали, что ситуация действительно аховая, приобщили, возможно, два-три заявления.
В свое время я много лет назад дискутировал с людьми, настроенными против преподавания татарского, еще до этих событий, и на одном из мероприятий один из них мне говорит: «У меня дочь по русскому языку имеет тройку и виноват в этом татарский язык». Я говорю: «У тебя вообще дочь читает книжки? Причем здесь татарский язык?» Вот у меня была пятерка по русской литературе, я ее любил. Я читал и на татарском, и на русском. Это же не связанные вещи. Язык языку никогда не является врагом.
Я согласен с тем, что действительно не хватает методик, но это все второстепенные аспекты. Первое — это политический. А второе — я, согласен, что надо требовать, потому что известный французский деятель Ги Дебор в свое время сказал: «Будьте реалистами — требуйте невозможного». Это все воспринималось дико, но на самом деле так и есть. Если мы сейчас не будем отстаивать эти позиции, то опять возникнет вопрос: кто виноват? Наша политическая элита не готова, снизу нет подпорки, никто не выйдет, как башкиры вышли. Кроме татар и башкир, никто больше не будет заниматься вопросами национального образования…
В 2010 году мы — Фарид Мухаметшин, Ринат Закиров, Айрат Файзрахманов, я — участвовали в курултае башкир. Фанзиль Ахметшин, тогда заместитель председателя исполкома всемирного курултая башкир, лидер башкирской молодежи, мне сказал, что была установка со стороны главы администрации, со стороны Муртазы Рахимова в течение трех часов согнать на площадь какое-то количество людей. И что вы думаете? Указания были, а кто-нибудь приехал? Нет, вышли активисты. У нас даже сейчас, если дадут такое указание, кто приедет? Все будут сидеть и бояться. Реальность такая. Это у нас сейчас носят Минниханова на руках: «Син безнең хан» и так далее. Но как только дамоклов меч пошатнется, я вас уверяю, и главы администрации побегут на него писать заявление в прокуратору, у нас такой менталитет. Мы ведь не учитываем, что опираются на то, что сопротивляется. У нас сопротивляющихся-то практически нет, вот это радикализм.
Дамир Мавлявеевич сказал важную мысль, которую надо педалировать, о которой нужно говорить. У нас борются с радикализмом, у нас борются с так называемым исламским экстремизмом. Вы же сами говорите, что он стал возможен, потому что отделились от национального древа, потому что традиционализм нарушен, язык потерян. Если вы сами нарушаете эту концепцию, что же вы тогда боретесь с радикализмом, так ведь? Непонятно. Если мы начнем объяснять, я думаю, что нужно поднимать информационную волну, потому что мы-то говорим только от имени татар, что, вот, плохо, что татары не учат, но если мы будем говорить, что вы сами будете способствовать радикализации за счет того, что вы нарушаете национальные традиции. Чечня каким путем пошла? Как она сопротивляется вахабизации? Они делают ставку на национальные традиции. Они говорят: у нас есть свой суфийский тарикат, чеченский язык, все, все, все. Менталитет важен, но нужна идеология.
Марат Ибляминов: Для Татарстана идеология — это калькулятор.
Руслан Айсин: Это бесспорно. Опять-таки об элите…
Модератор: И в России, и в мире сейчас идеология золотого тельца.
Марат Лотфуллин: Она же компрадорская. Она была создана специально этой элитой. Как говорил Ганди, колониальная интеллигенция — самая страшная интеллигенция.
Руслан Айсин: Что касается практической реализации, то, что говорил Марат Лотфуллин, то, что говорил Вахит Имамов, это создание национальных школ частных. Я уже как-то говорил о том, как поляки решали этот вопрос в советское время — они создавали летучие университеты. У нас есть представители интеллигенции, у нас есть всемирный конгресс татар, он может собирать раз в месяц татарских писателей, ученых, выезжать, в Бардымский район, например, собирать эти сходы, и делать национальные университеты на местах, тем более теперь есть возможность интерактива. Мы можем даже никуда не выезжать.
Третье — это библиотеки. Если у нас не создают книжные магазины… Я сам, когда приехал из Москвы, был поражен тому, что у нас на территории университетского городка нет книжных магазинов. Книжный магазин у нас — это просто канцелярский магазин. Есть действительно хороший центр «Смена», но он один, а у нас нет. А это ведь целое пространство, где можно центр выстраивать.
Еще одна важная, на мой взгляд, важная вещь — если Минниханов будет проводить совещание раз в месяц на татарском языке.
Третий момент — на базе районных управлений культуры открыть две-три методические единицы и создавать так называемые национальные центры, где будет библиотека, и онлайн-курсы, то, о чем Табрис говорил, так называемые скорая языковая помощь. Это делается тремя ставками. Технологически это очень легко. Ну и конечно, поднимать уровень самосознания — это только через активную идеологическую работу, через телевидение. Здесь есть сложности в том, что могут обвинить в шовинизме и национализме. Но, опять же, этот вопрос решается через то, что мы укрепляем свою традиционную матрицу против экстремизма. Как сказал один мой знакомый: «Мы пишем программы, нам не дают денег. Мы пишем, что мы укрепляем патриотизм и против экстремизма и нам дают любые деньги», То есть надо выходить из этих ситуаций, используя возможности, которые есть.
Марат Лотфуллин: Наше собрание напоминает сборщиков колосьев: в поле работает комбайн, собирает урожай — это школьная система образования России, и мы думаем: вот тут колосок остался, вот тут колосок остался, давайте подберем. Этот вот калькулятор свой хочет, этот хочет какие-то кружки, университеты выездные или еще что-то. О школьной системе надо говорить, чтобы этот комбайн на нас работал. Этот комбайн уничтожил татарский язык. Татарский язык исчез только из-за школы, из-за системы образования. Теперь мы хотим, чтобы комбайн работал на нашу пользу. Мы имеем на это полное законное право. Насчет добровольного образования — я вам скажу, какой результат. В России реализовано преподавание татарского языка — в регионах России, кроме Татарстана — в режиме факультативов, то есть добровольно. И знаете, сколько изучают язык? Семь процентов детей изучают.
Модератор: От какого числа?
Марат Лотфуллин: Семь процентов от детей татар, которые проживают в регионах России. У нас то же самое будет.
Табрис Яруллин: То есть это такой маркер. И у нас будет так же.
Модератор: Уточняющий вопрос. Вот вы 25 лет в образовании, де-факто, что мы имеем: люди выходят из школы, татарский никто не знает, ни русские, ни татары.
Марат Лотфуллин: Зачем вы утрируете? Знают язык, еще как!
Марат Ибляминов: Есть группа фанатиков, которые до сих пор изучают язык эсперанто. У них целое сообщество, они его учат. Применяемости нет. Язык будет развиваться только в среде.
Марат Лотфуллин: Вот Табрис, Руслан — выпускники наших школ. Они что, не знают татарского языка?
Модератор: Это редкий случай.
Табрис Яруллин: Это не редкий случай. Из нашей гимназии из каждого выпуска по два-три человека занимаются только татарскими делами: журналисты, педагоги, литературные деятели. Кого только нет.
Модератор: Возьмем русских после школы — не знают язык.
Табрис Яруллин: Есть и русские, которые знают татарский язык.
Вахит Имамов: Обратите внимание на одну только цифру. На республику из 43 районов приняли программу развития, сохранения, изучения языков, в том числе и татарского, и на 7 лет выделили 1 миллиард рублей — это 166 миллионов рублей в год. А зарплата только одного футболиста у нас — 300 миллионов рублей! Это ярко демонстрирует отношение руководства республики к татарскому языку!
Модератор: Спасибо всем участникам за содержательный разговор. Темы, которые мы подняли, очень важные и тревожные, но одновременно очень сложные, требующие деликатного подхода с одной стороны, с другой — они не имеют однозначного ответа и решений. Ситуация настолько перезрела, что нет волшебной палочки, которая взмахом все решила.
Честно говоря, мы в БИЗНЕС Online хотели собрать экспертов не для очередного «плача Ярославны» и посыпания головы пеплом. Хотелось честной диагностики, самокритики (нельзя все же винить только федеральный центр в непонимании языковой проблемы в Татарстане и в России в целом) и — самое важное — хотелось услышать четкие рецепты в плане того, что же делать для развития татарского языка и сохранения баланса внутри Татарстана. Не знаю, кто и как, но мне показалось на нашем круглом столе прозвучало немало конструктивных идей в плане того, что же делать. Понятно, что нужна серия подобных мозговых штурмов, чтобы выработать оптимальные решения. Но идеи есть, как лично я для себя сделал вывод, оптимизму место тоже есть — были бы желание и воля. Ничего не потеряно, и я бы не стал разделять пессимизм, который, например, мы услышали из уст уважаемого Дамира Исхакова. Никто, кроме самих татар, не будет создавать в Казани татароязычную среду и вкладывать деньги и усилия в это, никто не будет развивать медийные и различные модные проекты, работающие на язык. Это же касается и частного национального вуза. Было бы желание — никто не мешает, условно говоря, купить тот же ТИСБИ и на его базе сделать небольшой, но престижный татарский вуз, где будет учиться и воспроизводиться национальная элита и куда будут стремиться учиться и татары, и русские, и евреи. Пригласите преподавать трех Нобелевских лауреатов, как говорится, это будет стоить не дороже трех футбольных или хоккейных легионеров.
Если говорить о русскоязычной части общества, и тут — это очевидно — со стороны татар нужен тонкий подход и диалог и терпение. Кстати, в комментариях нас спрашивали, почему мы не пригласили представителей русскоязычной части общества? Почему в круглом столе участвуют только люди с татарскими фамилиями? Ответ прост: мы вначале хотели разобраться, что происходит среди татар и с татарским языком. Первую диагностику без прикрас получили. Обязательно хотим собрать следующий круглый стол с участием уже и татар, и русских, чтобы услышать разные позиции, чтобы они поискали совместный выход из кризисной ситуации. Ведь самое важное — нельзя во время языковых дискуссий и поиска политических решений потерять самое ценное, что имели в республике последние 20–25 лет — баланс и гармонию в межнациональных делах, мир и спокойствие в наших домах. Всем буйным головам, с пеной у рта пытающимся доказывать свою правоту с обеих сторон дискуссий, стоит посмотреть на еще недавно цветущий Донбасс — вот куда могут завести «языковые дискуссии» и непродуманные решения…
Источник: business-gazeta.ru
